Наконец все действительно отправились в постель, чувствуя, что день прошел отлично, что Уолт Блайт неплохой малыш и что они еще получат немало удовольствия, когда будут дразнить его завтра.

«Милые маленькие души!» — сентиментально подумала миссис Паркер.

Непривычная тишина опустилась на дом Паркеров, а в шести милях от него, в Инглсайде, маленькая Берта Марилла Блайт смотрела из-под длинных ресниц на счастливые лица вокруг нее и на мир, в который пришла в самую холодную июльскую ночь, какую только переживали приморские провинции Канады за предшествующие восемьдесят семь лет!

Уолтер, лежа один в темноте, все еще никак не мог уснуть. За свою короткую жизнь он еще ни разу не спал один — всегда рядом был Джем или Кен, от присутствия которых было тепло и спокойно на душе. Маленькая комната стала смутно видимой, когда в окно прокрался лунный свет, но это было едва ли не хуже, чем полная темнота. С картинки, висевшей на стене в ногах кровати, кто-то, казалось, смотрел на него зло и насмешливо, — картинки всегда выглядят совсем по-другому в лунном свете. Тогда на них можно увидеть такое, что трудно даже предположить, разглядывая их при дневном освещении. Длинные кружевные занавески напоминали двух плачущих высоких, худых женщин, стоящих по обе стороны от окна. В доме слышались какие-то звуки — скрипы, вздохи, шорохи. Что, если и вправду птицы на обоях зашевелились и собираются выклевать ему глаза? Уолтера бросило в дрожь при мысли об этом… но затем другая ужасная мысль заставила забыть все остальные страхи. Мама больна! Он был вынужден поверить в это после того, как Опал сказала, что это правда. Может быть, мама умирает! Может быть, она уже умерла! Он вернется домой, а мамы не будет. Уолтер увидел Инглсайд без мамы!

Внезапно Уолтер почувствовал, что вынести это он не в силах. Он должен уйти домой. Прямо сейчас — сию минуту. Он должен увидеть маму, прежде чем она… прежде чем она… умрет. Было очевидно, что бесполезно будить кого-нибудь и просить отвезти его домой. Они не отвезут — они только посмеются над ним. До дома ужасно далеко, но он будет идти всю ночь. Бесшумно выскользнув из кровати, он оделся и взял в руки свои туфли. Он не знал, куда миссис Паркер положила его шапочку, но это не имело значения. Главное, не шуметь — он должен убежать и увидеть маму. Он сожалел, что не может попрощаться с Элис — она поняла бы все. Через темный холл, вниз по лестнице… ступенька за ступенькой… сдерживая дыхание… да есть ли конец у этой лестницы… сама мебель слушает… о-о-о!

Уолтер уронил одну из своих туфель! Она загромыхала вниз по лестнице, прыгая со ступеньки на ступеньку, пролетела через переднюю и ударилась о парадную дверь, как показалось Уолтеру, с оглушительным грохотом. Охваченный отчаянием, Уолтер съежился возле перил. Этот шум, должно быть, слышали все … они выскочат… ему не позволят уйти домой… рыдания безысходности подступили к горлу.

Казалось, прошли часы, прежде чем он осмелился поверить, что никто не проснулся, — прежде чем он решился продолжить свой осторожный спуск по лестнице. Но наконец ступеньки были преодолены; он нашел свою туфлю и тихонько повернул ручку парадной двери — в доме Паркеров двери никогда не запирались на замок. Миссис Паркер говорила, что в доме нечего красть, кроме детей — а уж они-то никому не нужны.

Уолтер выбрался из дома — дверь бесшумно закрылась за его спиной. Он надел туфли и крадучись двинулся вдоль по улице… Дом стоял на самом краю деревни, и вскоре Уолтер вышел на проселочную дорогу. На мгновение его охватила паника. Страх, что его поймают и остановят, прошел, и вернулась прежняя боязнь темноты и одиночества. Ему еще никогда не случалось оказаться ночью под открытым небом совсем одному. Мир пугал его. Этот мир был таким огромным, а сам он в нем таким ужасно маленьким. Холодный, пронизывающий восточный ветер дул в лицо, словно толкая назад.

Мама умирает! Уолтер, судорожно сглотнув, подавил рыдание и решительно направился домой. Дальше и дальше шел он, мужественно борясь со страхом. Светила луна, но в лунном свете можно увидеть то, чего нет, и даже то, что кажется непривычным и незнакомым. Когда-то, гуляя поздно вечером с папой, он думал, что не видел ничего красивее залитой лунным светом дороги, пересеченной тенями деревьев. Но теперь тени были такими черными и резкими — они могли взлететь и наброситься на него. Поля делали вид, что не знают его. Деревья больше не казались приветливыми — они словно подстерегали его, собираясь толпой впереди и позади него. Два сверкающих глаза уставились ему в лицо из придорожной канавы, а затем через дорогу перебежал невероятных размеров черный кот. Был ли это кот? Или?.. Ночь становилась все холоднее: он дрожал в своей тонкой курточке, но и холод был бы ему нипочем, если бы только перестать бояться всего — теней, таинственных звуков и неведомых чудищ, что могли рыскать в подступающих к дороге рощах, мимо которых приходилось брести в темноте. Ему хотелось знать, каково это было бы ничего не бояться, как Джем.

— Я… я просто притворюсь, что мне не страшно, — сказал он вслух и тут же содрогнулся от ужаса — таким ничтожным показался ему звук собственного голоса в безбрежности ночи.

Но он все шел и шел — нельзя не идти, когда мама умирает! Один раз он упал — сильно ушиб и ободрал колено о камень. В другой раз, услышав за собой звук колес, он спрятался за дерево и ждал, терзаемый страхом, пока бричка проедет мимо, — неужели доктор Паркер обнаружил его бегство и пустился в погоню? В одном месте, где сбоку от дороги сидело что-то громадное, черное и мохнатое, он остановился, объятый ужасом. Он не мог пройти мимо… не мог… но прошел. Это была большая черная собака… была ли это собака? Но он прошел мимо. Бежать было нельзя, так как она могла погнаться за ним. Он украдкой бросил взгляд через плечо — она вскочила и неслась большими прыжками в противоположную сторону. Уолтер провел маленькой смуглой рукой по лицу — оно было мокрым от пота.

В небе перед ним, рассыпая яркие искры, упала звезда. Он вспомнил слова старой тетушки Китти: когда падает звезда, это значит кто-то умер. Неужели мама? Несколько мгновений назад он чувствовал, что уже не в состоянии передвигать ноги, но при мысли о маме снова двинулся в путь. Он так продрог, что почти перестал испытывать страх. Неужели он никогда не доберется до дома? Прошло, должно быть, много часов с тех пор, как он покинул Лоубридж.

На самом деле прошло три часа — из дома Паркеров он ускользнул в одиннадцать часов, теперь же было около двух. Выбравшись наконец на спускающуюся в Глен дорогу, он с облегчением судорожно вздохнул. Но спящие деревенские дома, мимо которых он тащился, хромая и спотыкаясь, казались далекими и незнакомыми — они забыли его. Неожиданно из-за изгороди на него замычала корова. Уолтер вспомнил, что мистер Джо Риз держит свирепого быка, и в панике бросился бежать вверх по склону холма, пока не оказался у ворот Инглсайда! Он был дома… ах, он был дома!

И тут он резко остановился, весь дрожа, охваченный ужасным чувством безысходности — он ожидал увидеть сияющие теплым, приветливым светом окна, но в Инглсайде не было ни огонька!

Впрочем, в одной из комнат свет все же горел, хотя Уолтер не мог видеть его. Этой комнатой была выходившая окнами на задний двор маленькая спальня, где дремала сиделка, возле кровати которой стояла украшенная оборками корзинка со спящей новорожденной. Однако, по существу, в Инглсайде было темно, как в покинутом доме, и это сломило дух Уолтера. Он никогда не видел, никогда не представлял, как выглядит ночью темный Инглсайд.

Это означало, что мама умерла!

Уолтер проковылял к парадной двери по дорожке, лежащей в мрачной, черной тени дома. Дверь была заперта. Он слабо постучался — дотянуться до дверного молотка ему не удалось, — но отклика не