— Вот письмо с индийским штемпелем для вас, тетя Джимси, — сказала Фил. — Вот три для Стеллы и два для Прис, а это восхитительно толстое для меня — от Джо. А для тебя, Аня, ничего, кроме какого-то рекламного проспекта.

Никто не заметил, как вспыхнуло румянцем Анино лицо, когда взяла тонкое письмо, небрежно брошенное ей Филиппой. Но несколько минут спустя Фил подняла глаза от письма Джо и увидела преобразившуюся Аню.

— Милочка, что за радостное событие произошло?

— «Друг молодежи» принял мою литературную зарисовку, которую я послала туда неделю назад, — сказала Аня, изо всех сил стараясь говорить небрежным тоном, так, словно привыкла получать с каждой почтой сообщения о приеме ее литературных зарисовок, но этот тон ей не совсем удался.

— Аня! Великолепно! Что это за литературная зарисовка? Когда ее напечатают? Тебе за нее заплатили?

— Да, они прислали чек на десять долларов, и редактор пишет, что хотел бы увидеть что-нибудь еще из моих произведений. Добрая душа! Ну конечно же, он увидит!.. Это был старый набросок, который я нашла в моем сундучке, переписала и послала в редакцию. Но я почти не надеялась, что его примут, так как он без сюжета, — сказала Аня, вспоминая о горьких переживаниях, связанных с «Раскаянием Аверил».

— Что ты собираешься делать с этими десятью долларами? Пойдем в город и напьемся! — предложила Фил.

— Я, действительно, собираюсь прокутить их каким-нибудь отчаянно безрассудным способом, — весело объявила Аня. — Во всяком случае, это не грязные деньги, вроде чека, который я получила от компании «Роллингз» за тот ужасный рассказ с упоминанием о пекарском порошке. Те двадцать пять долларов я потратила с пользой — купила кое-что из одежды, но всякий раз, когда надевала эти вещи, испытывала к ним отвращение.

— Подумать только! Настоящий живой писатель в Домике Патти! — воскликнула Присилла.

— Это огромная ответственность, — серьезно заявила тетя Джеймсина.

— Несомненно, — с равной серьезностью подхватила Фил. — С писателями трудно иметь дело. Никогда не знаешь, когда и чем они разродятся. Возможно, Аня спишет своих героинь с нас.

— Я имела в виду то, что писать для печати — огромная ответственность, — сурово продолжила тетя Джеймсина, — и я надеюсь, что Аня сознает это. Моя дочь тоже писала рассказы, прежде чем отправилась совершать свое служение за границей, но теперь она посвятила свое внимание более высоким целям. Она говорила прежде, что ее девиз: «Никогда не пиши ни одной строки, которую тебе было бы стыдно прочесть на своих похоронах». Тебе, Аня, тоже следовало бы сделать эти слова своим девизом, если ты собираешься заниматься литературной деятельностью. Хотя, должна признать, — добавила тетя Джеймсина с некоторым недоумением, — Элизабет обычно говорила это со смехом. Она всегда так много смеялась, что я даже не знаю, как ей вообще пришло в голову стать миссионеркой. Я счастлива, что она ею стала, — и молилась об этом, — но… лучше бы она ею не становилась.

И тут тетя Джеймсина очень удивилась, почему все эти легкомысленные девушки вокруг нее весело смеются.

Анины глаза сияли весь этот день; в ее уме давали ростки и почки новые литературные замыслы. Приятное возбуждение не покидало ее и на увеселительной прогулке, устроенной Дженни Купер, и даже вид Гилберта и Кристины, которые шли прямо перед ней и Роем, не смог заставить потускнеть блеск ее радужных надежд. Тем не менее она не настолько была унесена восторгом от всего земного, чтобы не заметить, что походка у Кристины явно не грациозная.

«Но, я полагаю, Гилберт смотрит только на ее лицо. Чего же еще ожидать от мужчины?» — пренебрежительно подумала Аня.

— Вы будете дома в субботу вечером? — неожиданно спросил Рой.

— Да.

— Моя мать и сестры хотели бы посетить вас, — продолжил Рой спокойно.

Что-то пронзило Аню — что-то, что можно было бы определить как дрожь, но вряд ли как дрожь приятную. До сих пор она не встречалась ни с кем из членов семьи Роя и теперь осознала значительность его заявления. И была в этом заявлении какая-то бесповоротность, заставившая ее похолодеть.

— Я буду рада их видеть, — вяло отозвалась она и задумалась, действительно ли это так. Ей, конечно, следовало бы радоваться, Но не окажется ли для нее эта встреча чем-то вроде тяжелого испытания? До Ани уже доходили слухи относительно того, в каком свете рассматривает семейство Гарднеров увлечение их сына и брата. Рой, должно быть, оказал давление на них, с тем чтобы этот визит имел место. Она чувствовала, что ей предстоит пройти через процедуру оценки ее достоинств. Из того факта, что они согласились посетить ее, она сделала вывод, что им волей-неволей приходится рассматривать ее в качестве возможного нового члена их «клана».

«Я просто останусь сама собой. Я не буду стараться произвести на них хорошее впечатление», — высокомерно решила Аня, но все же задумалась, какое платье лучше всего надеть в субботу вечером и не будет ли новая, высокая прическа ей больше к лицу, чем нынешняя, — и прогулка оказалась отчасти испорчена для нее. К концу вечера она решила, что наденет коричневое шифоновое платье, но прическу оставит прежнюю.

В пятницу после обеда ни у одной из четырех девушек не было занятий в университете. Стелла решила использовать свободный вечер для того, чтобы написать доклад для предстоящего заседания Общества филоматов, и сидела столиком в углу гостиной с разбросанными вокруг на полу листами рукописи и скомканными черновиками. Она неизменно уверяла, что не в состоянии ничего написать, если только не сбрасывает со стола каждый законченный лист. Аня, в фланелевой блузе и сержевой юбке, с волосами, несколько растрепавшимися на ветру во время прогулки домой, сидела на ковре, прямо посреди комнаты, и дразнила куриной косточкой кошку Сару. Джозеф и Паленый уютно устроились у нее на коленях. Приятный теплый запах наполнял весь дом: Присилла пекла в кухне шоколадный торт. Вскоре она, в огромном переднике и с испачканным мукой носом, вошла в гостиную, чтобы показать тете Джеймсине свое творение, которое только что покрыла глазурью.

В этот наудачнейший момент послышался стук дверного молотка. Никто не обратил на этот звук никакого внимания, кроме Фил, которая вскочила и открыла дверь, ожидая увидеть за ней посыльного из магазина со шляпкой, купленной ею в то утро… На пороге стояли миссис Гарднер и ее дочери.

Аня кое-как поднялась на ноги, сбросив с колен двух глубоко возмущенных этим котов, и машинально переложила куриную косточку из правой руки в левую. Присилла, которой, для того чтобы добраться до кухонной двери, пришлось бы пересечь всю комнату, совершенно потеряла голову и торопливо сунула свой шоколадный торт под подушку, лежавшую на диванчике у камина. Стелла начала лихорадочно собирать разбросанные листы своей рукописи. Только тетя Джеймсина и Фил остались невозмутимы, и благодаря им вскоре все уже сидели спокойно, даже Аня. Присилла возвратилась без передника и муки на носу, Стелла привела в приличный вид свой угол, а Фил спасала положение потоком непринужденной светской болтовни.

Миссис Гарднер была женщиной высокой, худой, красивой, элегантно одетой, сердечной, хотя ее сердечность производила впечатление несколько принужденной. Алина Гарднер казалась вторым изданием матери, но лишенным упомянутой сердечности. Она прилагала усилия к тому, чтобы быть любезной, но все, что ей удалось, — это держаться снисходительно и покровительственно. Дороти Гарднер была стройной,