Торнбридж истратил силы, сгоняя людей, чтобы вместе плыть к плотам. Он уже собрал вокруг себя с полдюжны отплывших слишком далеко, растерянных моряков, когда услышал из темноты сдавленный крик. В седьмой раз он бросился на помощь и уже не вернулся.

Уэйнкрайт решил связать оба плота и подогнать их поближе друг к другу. Но это оказалось ему не по силам. Он был зол от неудачи. Море тянуло плоты в стороны. Холод забирал последние силы. Но он упорно продолжал свое дело, пока полностью не обессилел.

Уэлльс умер за составлением списков. Он занимался этим делом всю свото морскую жизнь: списки сигналов, списки конвоев… Теперь ему казалось очень важным узнать, сколько человек спаслось с «Компас роуз», сколько еще оставалось в живых. Командир наверняка спросил бы его, а он не хотел попасть впросак. Он плавал вокруг около часа, считая головы. Досчитал до сорока семи, сбился, и начал считать снова.

На этот раз дело шло медленнее. Он поплыл к темной фигуре, не откликнувшейся на его громкий зов. Очень медленно, гребок за гребком, доплыл до нее и увидел, что человек мертв. И Уэлльс умер рядом с ним.

Некоторые умирали скверно. Старший механик Уоттс, матрос Грегг, старший вестовой Карслейк и многие другие. Это были в основном те, которых прошлая жизнь сделала эгоистичными, капризными или такими жизнелюбивыми, что они умирали от несбыточной надежды.

Уоттс умер скверно. Впрочем, было бы несправедливо ожидать от него иного. Он был стар, устал от жизни и сильно напуган. Ему бы сидеть у камина с внучатами, а вместо этого он барахтался в покрытой нефтью воде. Болтался в темноте среди людей, хорошо ему знакомых, живых и мертвых. Он все звал на помощь с той минуты, как прыгнул в воду. Он цеплялся за руки и за ноги плавающих в воде, пытаясь влезть на один из переполненных плотов. И его все более и более охватывал сумасшедший страх. Именно страх погубил его. Он стал убеждать себя, что уже не может держаться на воде и погибнет, если сейчас же не будет спасен. Страх парализовал его, а холод проник в душу. И тут смерть пришла ему на помощь.

Грегг умер, потому что яростно цеплялся за жизнь в надежде избавиться от неотвратимого. Всего за день до отплытия он получил письмо от друга, в котором говорилось: «Дорогой Том, ты меня просил присмотреть за Эдит, когда я приеду в отпуск. Так вот…» Греггу трудно было поверить, что жена «сошла с рельс» сразу же после его отпуска. Ио он все равно надеялся, что опять все поставит на место через пару дней по возвращении. «Вот только доберусь до нее, — думал он. — Она ведь еще совсем ребенок. Ей нужна моя любовь…» По этой причине он и не хотел умирать, многие из его товарищей тоже не хотели смерти. Поэтому борьба за право остаться в живых была яростной и беспощадной, особенно в дальних темных углах.

Греггу потребовался целый час отчаянных усилий, чтобы протолкнуться к плоту и занять рядом с ним местечко. Он видел, что попытка забраться бессмысленна, и втиснулся между веревкой и плотом. Надежно пристроившись, он решил провести так всю ночь, мечтая о доме и жене, которая, конечно же, вновь будет любить его, как только он вернется обратно… Время шло. Он ослаб и осоловел от холода. Веревка, державшая его плечи, соскользнула на шею. Он не успел вырваться из петли, как плот швырнуло на волне и Грегга подняло из воды. В темноте никто не видел происходящего.

Карслейк умер смертью убийцы. Небольшой деревянный щит, который плавал рядом, мог выдержать только одного человека. И на нем уже был человек. Телеграфист по имени Роулстоун. Маленький человечек в очках, очень напутанный. Карслейк увидел на щите Роулстоуна и, медленно подплыв к нему, потянул за щит. Конец щита скрылся под водой. Роулстоун поднял голову.

— Осторожно! — испуганно вскрикнул он. — Ты меня можешь перевернуть.

— Тут хватит места для двоих, — грубо сказал Карслейк и увлек щит под воду.

— Нет, не хватит!.. Оставь меня в покое! Найди себе другой щит!

Был самый темный час ночи. Карслейк подплыл к противоположному концу щита и стал бить Роулстоуна по рукам, мертвой хваткой обхватившим щит.

— Что ты делаешь?! — завизжал Роулстоун.

— Я его первый увидел, — задыхаясь, прохрипел Карслейк и попытался перевернуть щит.

— Нет, я уже был на нем! — крикнул Роулстоун, плача от гнева и страха. — Он мой!

Карслейк вновь потянул его за руки. Щит закачался. Роулстоун стал кричать, звать на помощь. Карслейк ухватился за край и ударил соперника в лицо. Роулстоун сполз со щита, но сразу стал карабкаться обратно. Карслейк подождал, когда голова Роулстоуна появится над водой, и ударил сомкнутыми в замок руками несколько раз подряд. Роулстоун охнул и умолк навсегда.

Но борьба ослабила Карслейка. Когда он попытался влезть на щит, движения его были слишком вялы и неуклюжи. Наконец ему удалось взобраться, но он не удержал равновесия. И тут же свалился в воду. Щит отплыл в темноту и исчез…

Некоторые умирали просто. Кочегар Иванс, лейтенант Морель и многие другие. У этих людей не оставалось, во имя чего стоило бы жить, или они так запутались в собственной жизни, что возможность избавиться от нее стала облегчением.

Кочегар Иванс умер из-за любви. Ее было так много, что Иванс давно потерял над собой контроль. Он обзавелся двумя ворчливыми женами — одной в Лондоне, второй — в Глазго. У него была еще потерявшая надежды молодая женщина в Ливерпуле и полная надежд вдова в Лондондерри, в Манчестере жила девушка, которая нянчила его ребенка, и еще одна девушка в Гриноке, которая такового только ожидала. Если корабль заходил в Гибралтар, на пирсе всегда оказывалась пара испанок, машущих ему. Стоило кораблю зайти в какой-нибудь исландский порт, в Галифакс, в Сен-Джонс — буквально через час на борт приходило любовное письмо или записка с угрозами. Деньги его уходили на оплату счетов за дюжину квартир и алиментов.

Обе его официальные жены как-то узнали друг о друге. Отход корабля спас его в самую последнюю минуту, но он догадывался, что его ожидает. Обе жены объединят усилия, встретятся с другими его женщинами. Те к ним присоединятся. Он видел себя в полицейском суде за преднамеренный обман. В камере за соблазнение несовершеннолетней. В тюрьме за долги. В кутузке за двоеженство. Он не видел никакого выхода. Он чувствовал лишь усталость да отчаяние. На мгновение ему показалось, что он хорошо пожил — слишком даже хорошо. Теперь пришло время расплачиваться. Если он не заплатит за все без всякой огласки сейчас, в этой холодной темноте, то дома его ждет расплата более тяжелая.

Он не сдался жестокому морю — просто ему стало все безразлично: умрет он или выживет. Иванс не стал бороться за жизнь, неизбежным спутником которой должно стать отчаяние.

Морель умер, как и жил последнее время, в полном одиночестве. Большую часть холодной ночи он провел в стороне от потерпевших, глядя на покачивающиеся красные огоньки, слушая крики перепуганных и отчаявшихся людей. Он чувствовал себя далеким от происходящего. Это часто случалось с ним и в прошлом. Он умрет здесь, в тридцати ярдах от них, если смерть вообще придет за ним.

Он много думал о жене. Мысли об Элейн жили в нем, пока был жив он сам, то есть до самого рассвета. Но пришло время, когда его закоченевшее тело и усталый рассудок встретились в одной и той же точке — точке безнадежности и маразма. Он увидел, что, когда дело касалось Элейн, он вел себя как самый последний обманутый водевильный муж, расхаживающий по сцене в маске рогоносца, в то время как любовники выглядывают из-за кулис, подмигивая огромной аудитории, Все это он понял лишь теперь. Элейн не любила его. Стало ясно как божий день, что Элейн на него наплевать. Эта холодная мысль заставила еще больше похолодеть его тело. Стоит ли жить? Прошло много времени. Исчезли всякие мысли. Когда он очнулся, то понял, что на него наступает смерть. В спокойном отчаянии он собрал воедино все о своей жизни… И склонил голову набок, как бы раздумывая, можно ли все исправить. Медлительные мысли вновь растворились… Вскоре вопросительно склоненная голова его навсегда застыла в смерти.