Говоря это, она очаровательно покраснела, и Эмили пришла к выводу, что общим у молодых супругов оказался не только ужин.

Об удивительном появлении Лахлана возле постели Эмили скромно умолчала. Переживание все еще оставалось слишком свежим, слишком острым и до такой степени личным, что не хотелось рассказывать о нем даже названной сестре.

– Повезло же Кэт: ты так о ней заботишься.

– Но ведь и она заботится обо мне.

Разговор, конечно, не мог не привлечь самого пристального внимания кухарок, так что Эмили постоянно ощущала на себе косые взгляды. Лахлан тоже заметил излишнее любопытство. Критически взглянул на женщин, а потом вновь повернулся к Эмили:

– Хочу поговорить с тобой наедине.

Эмили с силой стукнула кулаком по тесту.

– Надо закончить хлеб.

– Хлеб вполне может подождать.

– Нет, не может.

Кухарки едва не умерли от ужаса. Так дерзко разговаривать с господином! Теперь уже они даже не пытались делать вид, что не слушают. Эмили, в свою очередь, притворилась, что не заметила бурной реакции, и продолжала преспокойно возиться с мягким, податливым комом.

– Так ты осмеливаешься ослушаться? – Вождь едва сдерживал раздражение.

– Вы же сказали, что прямота – мое главное достоинство.

– Да, но не говорил, что способен принять упрямство и непослушание.

Эмили давно не считала себя ребенком и не собиралась безропотно подчиняться, хотя прекрасно знала, что многие мужчины ждут от женщин полного и безоговорочного повиновения. Нет, Лахлан, при всей своей властности, не имел права быть настолько ограниченным. Впрочем, с этой чертой характера можно будет разобраться и позже.

– Но я вовсе не ослушалась. Просто сказала правду. Если не выместить тесто как следует, оно ни за что не поднимется. Все здесь заняты своими делами. Так неужели я должна бросить работу лишь потому, что у вас не хватает терпения подождать минуту-другую?

– Слушай, англичанка! У тебя задатки настоящей мегеры. Честное слово, очень напоминаешь мою бабушку!

– По чьей линии – отцовской или материнской?

– По отцовской.

Так. Значит, она напоминает ему волчицу. Интересно, очень интересно!

– А вы говорили ей, что она мегера?

– За дурака держишь?

Эмили покачала головой.

– Все, что угодно, только не это.

– Ну и славно. Наша дискуссия окажется куда более мирной, если не сделаешь подобной ошибки.

– Звучит зловеще.

– Только в том случае, если тебе есть что скрывать.

«Неужели он узнал о появлении Талорка? Может быть, Кэт все-таки рассказала Друстану о встрече на берегу озера?» – подумала Эмили.

– У каждого свои секреты, господин.

– Возможно. Но твои секреты, англичанка, я непременно узнаю.

– И взамен откроете свои? – Эмили взглянула прямо в глаза вождю – впервые с той минуты, как он появился в кухне.

– Уже открыл, – просто, мягко ответил он и посмотрел так, что тело Эмили зажглось неведомым светом.

Она с трудом перевела дух. Значит, он вовсе не собирался притворяться, что все случившееся ночью – лишь сон. И не будет отрицать, что приходил к ней. Возможно, даже объяснит, зачем это сделал.

Эмили в последний раз налегла на тесто, скатала его в шар и накрыла чистым полотенцем.

– Все, готово! Ожидание оказалось не таким уж бесконечным. Правда, господин?

– Правда.

Вдохновленная дружелюбным тоном, Эмили торопливо вымыла руки, вытерла их о фартук и призывно взглянула на Лахлана:

– Ну что, идем?

Вождь молча направился к выходу, а Эмили пошла следом. Странно, но в большом зале он не остановился. По деревянной лестнице поднялся на площадку второго этажа – почти такую же, как в доме ее отца. Отсюда можно было выйти на открытую галерею, однако Лахлан свернул в противоположную сторону и открыл дверь в просторную комнату с огромной кроватью, устланной шкурами и покрытой традиционным пледом Балморалов.