– Как ты смеешь указывать мне, что я должен делать со своим сыном?
В его тихом голосе слышалась угроза.
– Элспет исполнена такой решимости очистить его душу, что не станет волноваться, если при этом убьет его! – резко ответила Гвендолин. – Я не позволю тебе так жестоко обращаться с ним. Мне все равно, что ты сделаешь со мной, Макдан. Можешь наказать меня за то, что случилось сегодня. Но если ты попытаешься отослать меня назад к моему клану, я убегу и вернусь сюда. Я нужна Дэвиду.
Алекс молчал, ошеломленно разглядывая ее. У него не было намерения возвращать ее Максуинам. Он просто отстранял ее от обязанностей по уходу за сыном, вот и все. Он не думал о том, что будет дальше, но ему и в голову не приходило, что девушка может уехать. Как только она покинет его земли, то сразу же попадет в руки Роберта и его воинов; ее привезут домой и сожгут. Алекс был разочарован, что она оказалась неспособной вылечить его сына, но он не собирался обрекать ее на смерть.
Удивительная сила исходила от стоящей перед ним девушки с бледным, но решительным лицом и упертыми в бока крепко сжатыми кулаками. Эта сила ошеломила его. Гвендолин была гораздо более хрупкой и нежной, чем Флора, по крайней мере до ее ужасной болезни. Бледность кожи Гвендолин явно указывала на малокровие и слабый организм. Кроме того, она перенесла заточение в темнице, ее чуть было не сожгли на костре. Три дня она выдерживала бешеную скачку на пути в замок и ни разу не пожаловалась и не попросила об отдыхе. Она разбила голову о злополучные ступеньки и потеряла много крови, а потом еще и весело рассказывала об этом случае его сыну, не желая его расстраивать.
Откуда у этой хрупкой девушки такая невероятная способность восстанавливать физические и душевные силы?
Она угрюмо и с вызовом смотрела на него, ожидая ответа. Иссиня-черные волосы выбились из-под стягивавшей их ленты и волнами спадали на ее плечи. Рукава ее изумрудного платья были небрежно подвернуты до локтей, а само платье испачкано и помято. Странно, но в таком растрепанном виде она показалась Алексу необыкновенно милой. Он не сомневался, что Гвендолин совсем не думает о себе, а заботится только о его сыне – в отличие от Ровены, которая всегда выходила из комнаты Дэвида такой же безукоризненно аккуратной, как и входила. Легкая шерстяная ткань платья Гвендолин мягкими волнами струилась по телу, волнующе обтягивая выпуклости ее груди. Алекс вспомнил ощущение необыкновенной нежности, когда он обхватывал ее грудь ладонью, вспомнил сладковато-соленый вкус ее кожи на языке.
Желание пронзило его.
Испуганный, он попытался подавить его. Он не может позволить, чтобы им руководили плотские желания. Он привел ведьму к себе в комнату, чтобы наказать ее, сурово напомнил он себе. Но вместо того чтобы, как он предполагал, плакать и молить о прощении, Гвендолин бросила ему вызов, холодно заявив, что не собирается подчиняться, и предоставив ему поступать с ней так, как он посчитает нужным. Ее очевидное бесстрашие было непостижимо. Женщины всегда испытывали страх от одного его присутствия. Помимо того, что он обладал грозной внешностью, Алекс Макдан был лэрдом могущественного клана, что делало его непохожим на других мужчин и женщин. Любая разумная женщина затрепетала бы, столкнувшись с его гневом. Тем не менее эта ведьма казалась совершенно невозмутимой. Она с вызовом смотрела на него, дерзко отказываясь подчиниться его приказу. Неужели припадки безумия настолько разрушили его облик, что даже хрупкие девушки перестали бояться его? От этой мысли он пришел в ярость.
В этот момент его переполняло желание заставить девушку испугаться. Хотя бы немного…
Когда Макдан двинулся к ней, Гвендолин приказала себе оставаться на месте. В его глазах застыло странное выражение. Какая-то часть ее существа стремилась обратиться в бегство, но твердая решимость не покидать Дэвида не позволила ей проявить трусость. Всю жизнь ей угрожали и пытались запугать, твердо напомнила она себе. Ее осыпали самыми грубыми оскорблениями и обвиняли во всех смертных грехах. Над ней издевались, ее толкали, а камни в нее бросали так часто, что она научилась улавливать, как они свистят в воздухе, прежде чем они успевали ударить ее. В довершение всего ее отца убили, а она сама была брошена в ужаснейшую из тюрем, избита толпой, привязана к столбу и чуть было не сожжена на костре. Макдан не может сделать с ней ничего такого, что бы ей уже не пришлось вынести, решила Гвендолин, когда руки Алекса крепко сжали ее плечи. Ничего. Она смотрела на него с уверенным спокойствием, стремясь показать Макдану, что нисколько не боится его.
Алекс, застыв, долго не отрывал от нее взгляда. Его руки с такой силой стискивали плечи девушки, что хрупкие кости, казалось, могут сломаться под его пальцами. Ему хотелось потрясти ее, испугать, чтобы, заглянув в эти ясные серые глаза, увидеть в них страх, а не это ледяное, насмешливое спокойствие. Ярость, бушевавшая внутри него, была опасна, потому что гнев всегда разрушал его и без того непрочную власть над своим разумом. Но Флора была мертва, его сын умирал, а эта ведьма, которая была его единственной надеждой, обманула последние ожидания. Его ребенок скоро умрет, оборвав последнюю нить, связывавшую его с Флорой. Перенести это иссушающее душу горе было выше его сил. Оно лишало способности мыслить, ввергало в пучину страданий. Ему хотелось обрушиться на весь мир, разрушить все, что только попадется ему под руку… или лечь, закрыть глаза и разразиться безутешными рыданиями. Он не сделал ни того, ни другого. Он просто стоял, стискивая плечи Гвендолин, ощущая себя разгневанным, потерянным и беспомощным, как будто больше ни секунды не мог вынести груза этой жизни.
Внезапно он наклонил голову и грубо прижал свои губы к ее губам.
Вскрикнув, Гвендолин попыталась отстраниться, но руки Макдана плотно сомкнулись вокруг нее, лишив возможности двигаться. Она ударила кулаками ему в грудь, но лишь для того, чтобы обнаружить, что его тело защищено мощной броней мускулов и что от ее атаки она сама пострадала больше, чем он. Взбешенная, она ногой изо всех сил ударила его по голени. Макдан поморщился и ослабил хватку, совсем немного, но достаточно, чтобы она сумела оттолкнуть его. Это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Отказавшись от такой тактики, она приготовилась атаковать его вторую голень.
А затем она почувствовала, как ее ноги отрываются от пола – Макдан легко, как ребенка, подхватил ее на руки.
Гвендолин вырывалась и пыталась протестовать, но звуки приглушались безжалостной печатью его губ. Крепко прижимая ее к себе и проникнув языком в ее рот, Макдан пересек комнату. Гвендолин была твердо уверена, что хочет, чтобы он остановился, но когда она погрузилась в мягкие объятия перины и почувствовала, как Макдан распростерся над ней, опираясь на мускулистые руки и держа ее в плену под собой, ее охватила непонятная покорность. Как будто какая-то часть ее всегда знала, что такой момент в их отношениях должен наступить, и теперь у нее больше не было сил сопротивляться. Макдан оторвался от ее рта, поцеловал щеку, жадно провел губами по ее подбородку, белой шелковистой шее. Легкие прикосновения его горячего языка становились все более настойчивыми; голова его склонилась ниже, а руки принялись раздвигать измятую ткань ее платья. Она почувствовала прикосновение прохладного воздуха к своей коже, а затем Макдан жадно приник ртом к ее соску.
