множества свечей и масляных светильников его белые волосы окружали ореолом его морщинистое лицо. Дэйгис знал причину происхождения каждой линии. Морщины на его щеках появились сразу же после после того, как умерла их мать, когда он и Драстен были пятнадцатилетними мальчишками. Широкие складки на лбу износили его кожу из-за постоянного приподнимания бровей, когда он размышлял над тайнами мира и далёких звёзд. Линии, скобками окружающие его рот, были от смеха или нахмуренности, не от плача. Стойкий парень, подумал внезапно Дэйгис. Ни один не плакал в замке Келтаров. Ни один не знал как. За исключением, возможно, второй жены Сильвена и мачехи Дэйгиса, Нелл.
Линии, обрамляющие тёмно-карие глаза Сильвена, взлетающие вверх у внешних уголков, были оттого, что он щурился в тусклом свете, когда корпел над своим трудом. Сильвен был искуснейшим переписчиком, обладающим на зависть твёрдой рукой, и посвятил себя переписыванию, устилая страницы изысканным иллюстрированием, древнейших томов, чьи чернила поблекли со временем.
Будучи мальчишкой, Дэйгис думал, что у его отца были самые мудрые глаза, какие он только видел, полные особого, тайного знания. Он осознал, что всё ещё думал так. Его отец никогда не спускался с того пьедестала, на который он его водрузил.
Все его внутренности сжались. Может, Сильвен никогда и не падал, а он так точно упал. «Вперёд, отец», натужно сказал он. «Наори на меня. Скажи мне, как я тебя подвёл. Скажи мне, что я был ничем, кроме разочарования. Напомни мне о моих клятвах. Выкини меня отсюда, если подумываешь об этом, чтобы я не терял времени».
Голова Сильвена дёрнулась в резком отрицании.
«Скажи мне, отец. Скажи мне, что Драстен никогда бы не сделал такого. Скажи мне…»
«Ты действительно хочешь, чтобы я сказал тебе, что твой брат в меньшей степени мужчина, чем ты?», оборвал его Сильвен низким и тщательно размеренным голосом. «Тебе так надо услышать это от меня?»
Дэйгис прекратил говорить с приоткрытым ртом. «Что?», прошипел он. «Мой брат не в меньшей степени…»
«Ты отдал свою жизнь за своего брата, Дэйгис. И ты просишь своего отца осудить тебя за это?», голос Сильвена надломился на этих словах.
Ещё к большему ужасу Дэйгиса, его отец согнулся. Его плечи поникли и его тощая фигура дёрнулась. Внезапно его глаза заблестели от слёз.
О, Боже. Проклинал всё молча Дэйгис, яростно набросившись на себя. Он не посмеет плакать. Никаких надломов. Надломы могли стать трещинами, а трещины - ущельями. А в ущельях человек мог потеряться.
«Я думал, что никогда не увижу тебя снова». Слова Сильвена звонким эхом отдавались в каменном зале.
«Отец», грубо сказал он, «Кричи на меня. Ругай меня. Ради любви к богу, ори на меня».
«Я не могу». Морщинистые щёки Сильвена были мокрыми от слёз. Он обежал стол и схватил его, яростно сжал его в объятиях, колотя его по спине.
И рыдая.
Даже если бы Дэйгис дожил до ста лет, он никогда не хотел бы снова увидеть своего отца плачущим.
Некоторое время спустя, после того, как появилась Нелл, и весь этот ужасный поток слёз повторился, после того, как она засуетилась насчёт лёгкой трапезы, после того, как она снова удалилась, чтобы проверить его маленьких братьев, разговор перешёл к той зловещей цели, из-за которой он вернулся.
Говоря отрывистым, бесстрастным тоном, Дэйгис просветил Сильвена насчёт всего, что стало известно с тех пор, как он видел его в последний раз. Он рассказал ему, как он приехал в Америку, как искал тексты, только для того, чтобы в конечном итоге признать, что он был вынужден попросить Драстена о помощи. Он рассказал ему о странном нападении на Хло и о Драгарах. Он рассказал ему, что они обнаружили, что тексты о Туата Дэ Данаан исчезли, и что это показалось умышленным.
Сильвен нахмурился при этом. «Скажи мне, мальчик, Драстен проверял под плитой?»
«Под плитой в башне? Под той, на которой он пребывал в дремоте?»
«Да», сказал Сильвен. «Хотя на сегодняшний день я положил только два текста туда, я планировал обнаружить всё, что смог бы, что может быть в помощь, и запечатать их под неё. Предчувствуя это, я оставил чёткие указания Драстену посмотреть туда».
Дэйгис закрыл глаза и покачал головой. Неужели его поездка оказалась ненужной? Неужели он мог избежать всё это? Возможно. Через несколко лет было вполне вероятно, что Сильвен собрал бы все тома, которые он искал и спрятал бы их под плитой. Они были там, в двадцать первом веке, всё время.
«Где были указания? В письме, которое ты оставил для него?»
«Да».
«В том письме, в котором ты рассказал ему, что я сделал?»
Сильвен кивнул снова.
«Ты разъяснил это, или сказал об этом как-то завуалировано, отец?». Зная его отца, он выбрал второй вариант.
Сильвен нахмурился. «Я сказал, ' Я оставил кое-что для тебя под плитой'», ответил он сварливым голосом. «Как человек должен выражаться более понятно?»
«Ещё больше, потому что по всей видимости Драстен ни разу туда не посмотрел. Предполагаю, что Драстен был так потрясён новостью, содержащейся в твоём послании, что скомкал письмо и выбросил его. Из того, как ты изложил это, вполне вероятно, что он подумал, что ты оставил сувениры или какие-нибудь безделушки».
Сильвен выглядел смущённым. «Я не подумал об этом».
«Ты сказал, что искал тома. Ты обнаружил что-нибудь ещё?»
Осторожность промелькнула на лице его отца. «Да, я смотрел, но это медленная работа. Древние тексты намного тяжелее читаются. Не было согласованности в правописании, и часто они имели небольшую власть над алфавитом».
«Что насчёт…»
«Ну, хватит пока о текстах», перебил его Сильвен. «Будет достаточно времени для этого завтра. Расскажи мне о твоей девушке, сын. Должен признаться, я был удивлён, увидев, что ты привёл с собой молодую женщину».
Сердцебиение Дэйгиса ускорилось, а его вены наполнились тем особенным леденящим жаром. Его девочка. Его.
«Хотя она, казалось, с трудом осознавала то, что ты использовал камни, как мост между веками, я ощутил сильную волю и острый ум. Я полагаю, она изменит своё мнение без излишней суматохи», размышлял Сильвен.
«Я тоже в это верю».
«Ты не сказал ей, что в тебе неправильно, не так ли?»
«Нет. Я не говорил ей. Я скажу ей, когда будет подходящее время». Как будто когда-либо наступит ”подходящее” время. Сейчас время было его врагом, как никогда раньше.
Наступила тишина. Неловкая, ужасная тишина, наполненная вопросами, но совсем немногими ответами, изобилующая невысказанными тревогами.
«Ох, сын», сказал, наконец, Сильвен, «это убивало меня - незнание, что с тобой стало. Как же я рад, что ты вернулся. Мы найдём способ. Я обещаю».
Позже, Сильвен печально размышлял над этим обещанием. Он расхаживал взад-вперёд, он ворчал, он ругался.
Только после того, как Дэйгис удалился наверх, и предрассветные часы наполнили его усталые кости разочарованием - именем Амергина, ему было шестьдесят пять лет, слишком стар для таких дел - к тому времени он признал, что ему следовало что-нибудь показать, как его труд. Он не был полностью откровенным с Дэйгисом.
Он глотал древние тексты с той самой ночи, как Дэйгис сознался и сбежал. Странно, хотя он почти разобрал к чёрту замок по камням, он не смог найти никаких документов, предшествующих первому