Эдриен сразу же села, когда услышала, как Хок распахнул дверь в ее комнату. Она воображала сладкое соблазнение, которое он задумал для нее, и ей пришлось собрать все свое самообладание, чтобы скрыть волнение от его возращения.

— О, ты вернулся, — протянула она, надеясь, что она преуспела в маскировке своего восторга.

Он пересек комнату за два внушающих трепет шага, схватил ее в объятия и мрачно хмурясь посмотрел ей в лицо. Он неумолимо склонял голову к ее губам, и она отвернулась прочь. Не обратив на это внимания, он касался ее шеи зубами, до тех пор, пока не достиг основания, где беспорядочно бился ее предательский пульс. Ее дыхание застряло у нее в горле, когда он укусил ее и пробежал языком по ее стройной шеи. Если даже его близость заставляла ее дрожать, его поцелуи приведут ее к полной гибели. Его грубая щетина натирала ее кожу, когда он запрокинул назад ее голову и нежно укусил мочку ее уха. Эдриен вздохнула от удовольствия, затем добавила небольшой протестующий визг, просто чтобы быть убедительной.

— Ты забудешь кузнеца, девушка, — пообещал он. Резко рванув ее за волосы, он заставил ее посмотреть ему в глаза.

— У меня в любом случае нет намерения вспоминать его. Он всего лишь настойчивый, властный, позволяющий себе вольности негодяй.

— Отличная попытка, жена, — сухо сказал Хок.

— Что ты имеешь в виду — отличная попытка? Почему ты так одержим кузнецом?

— Я? Это ты, кто так одержим этим кузнецом! — Он поднял капюшон к ее голове.

— Ты такой тупоголовый, что даже не видишь правду, когда она прямо перед тобой.

— Ох, но в этом то все и дело, девушка. Я видел правду ясно своим собственными глазами тем днем в саду. Да, очень ясно, и память об этом бурлит в моем сознании, высмеивая меня. Я только что был ранен, спасая твою непостоянную жизнь, но ты даже не побеспокоилась об этом. Нет, у тебя были на уме другие сладкие планы. И мое отсутствие только сделало их легче для тебя. Я уехал от тебя всего-навсего на несколько часов и ты так быстро легла под него у фонтана. У моего фонтана. Моя жена.

Так вот что это было, подумала она. Он вернулся и увидел кузнеца, когда он делала с ней эти туманные пугающие вещи, когда она боролась с ним. Он стоял там, гладя как кузнец почти что изнасиловал ее и, в своем сознании полагал, что она делала это по своей воле. Он даже не думал о том, чтобы помочь ей.

— Возможно, я не единственная, кто не может видеть слишком ясно, — со злостью сказала она. — Возможно, в этой комнате есть два человека, которые получат выгоду от небольшого внутреннего зрения.

— Что ты говоришь, девушка? — тихо сказал Хок.

Он не удостоила бы его глупость ответом. Мужчина практически изнасиловал ее, и ее муж в своей ревности просто наблюдал за этим. Чем больше она будет заявлять о своей невиновности, тем более виновной она будет выглядеть. И чем больше она об этом думала, тем больше это злило ее.

— Я просто предполагаю, что ты найдешь внутренний глаз у себя, муж, — сказала она так же тихо.

Ее тихое достоинство заставило его замереть. Ни хныканья, ни лжи, ни унижения. Никаких оправданий. Может ли быть, что он неправильно понял то, что он видел у фонтана? Возможно. Но он сотрет все ее воспоминания о кузнеце, как он и поклялся.

Он мрачно улыбнулся и вновь ослепил ее шелковым капюшоном. Да, к тому времени, когда он закончит, она забудет что Адам Блэк вообще существует.

Так как он знал, что он может сделать. Он был выучен для этого. Сначала цыганами, затем герцогиней Кортленд. «Секс — это не просто мгновенное удовольствие», — наставляла она его. «Это искусство, которому нужно предаваться с умелыми руками и разборчивым вкусом. Я собираюсь обучать тебя этому, самому прекрасному вторжению в человеческий грех. Ты будешь самым лучшим любовником, которого когда-либо знала страна, к тому времени, когда я закончу. И это будет легко, потому что очевидно, что ты самый прекрасный мужчина».

И уроки началась. Он была права — и в самом деле существовало многое, чего он не знал. И она показывала ему: эта точка здесь, изгиб там, движение таким образом, тысячи позиций, тонкие способы использования своего тела чтобы приносить много различных видов удовольствия, и наконец, все игры с сознанием, которые сопутствуют этому.

Он старательно учился, сохранив это искусство в памяти. И со временем, его нетерпеливый мальчишеский голод исчез среди бессмысленного моря завоеваний и любовниц.

Ох, он был самым лучшим, это не вызывало сомнения. Девушкам приходилось умолять его о внимании. Так вырастала легенда о Хоке. Затем, однажды, женщина, которую Хок неоднократно отвергал — Оливия Дюмон — подала прошение Королю Якову о его услугах, как будто он был частью собственности, которую можно было даровать.

И как королевская собственность, Яков отдал его, распространив ту же самую угрозу для Далкита, если он не подчинится.

Как Яков любил это — особенно, когда он осознавал, насколько Хок был унижен этим. И так что король сказал: «ты будешь тем, кем Мы захотим, чтобы ты был, даже если это такая незначительная роль, как роль Нашей шлюхи, чтобы ублажать Наших избранных леди». Других мужчин посылали в сражения. Хока послали в постель с Оливией. Вдвойне унизительно.

Многие мужчины завидовали Хоку — любовнику стольких красивых женщин. Но еще больше мужчин ненавидели Хока за его мастерство и мужественность, и за легенды, которые рассказывали о нем дамы.

В конечном счете, Яков устал от выслушивания легенд. Ему надоело то, что его дамы создают шум вокруг красивого мужчины, и Яков отправил Хока за границу с абсурдными и рискованными поручениями. Украсть драгоценность из королевской казны в Персии. Выманить бесценный предмет искусства у старой наследницы в Риме. О каком странном сокровище не услышал бы жадный Яков, Хока посылали чтобы добыть его честными или бесчестными способами. Быть королевской шлюхой означало просто одно: быть человеком, который делает за короля «грязную работу», независимо от того, что непостоянный повелитель пожелает время от времени.

Сейчас его глаза возвратились к девушке, молча стоящей перед ним.

Она была так не похожа на тех, кого он когда-либо знал. С первого дня, когда он увидел ее, он осознал, что она была настоящей, без фальши или лживых уверток. Хотя она могла иметь свои скрытые глубины, они не были ни злонамеренными, ни корыстными, но появились от страдания и одиночества, а не от обмана. Он понял, что у нее чистое сердце, такое чистое и настоящее и полное возможностей, какими были его цыганские поля, и что оно уже было отдано мужчине, который его не заслуживал! Этому воплощению обмана и странной неискренности. Адаму Блэку.

Всеми правдами и неправдами или в той манере, какая будет необходима, он будет ухаживать за ней и добьется ее. Он заставит ее увидеть ошибку в ее поведении — что она отдала свое сердце неподходящему человеку.

Она была скрыта капюшоном одновременно от него и для него, до тех пор, пока она не научится снова видеть этим чистым сердцем, которое спряталось в укрытие. Он разбудит его, встряхнет его и заставит его выйти наружу и снова взглянуть на мир. И когда она научится видеть его таким, какой он на самом деле, тогда она снова увидит его своими глазами.

Эдриен стояла неподвижно в неуверенности. Это было странно — знать, что он находится в комнате, но не знать, где или что он делает. Он мог стоять перед ней даже сейчас, его тело обнажено и блестит в свете масляных ламп. Она воображала его, освещенного мягким светом свечей. Она любила камины и факелы этого века. Что за романтика в том, чтобы жить и дышать под флуоресцентными огнями ее собственного времени?

Она сожалела о том, что капюшон лишил ее возможности видеть его, но решила, что это к лучшему. Если бы она могла видеть его, это значило, что он мог бы видеть ее глаза, и они несомненно выдали бы ее заинтересованность, если не ее готовность.