ли еще ты считаешь, что у него есть больше чем у меня.

— Кузнец? — недоверчиво спросила она.

Он полностью игнорировал ее вопрос.

— Я должен был сделать это очень давно. Ты — моя жена. Ты разделишь мою постель. Ты принесешь мне детей. И несомненно, к тому времени, когда я закончу с тобой, ты никогда больше не произнесешь этого слова. Я рассказал тебе однажды правила Хока. Сейчас я напоминаю тебе в последний раз. Кузнец и Адам — никогда больше не говори мне этих двух слов. А если это случиться, я накажу тебя так жестоко и по-новому, что ты будешь жалеть о том, что родилась.

Слова были сказаны с такой раскаленной добела, но все же осторожно контролируемой яростью, что Эдриен даже не начала спрашивать, что за наказание он может иметь в виду. Он инстинктивно поняла, что она никогда не захочет узнать это. Когда она открыла рот, чтобы сказать что-то, Хок потерся своим телом о ее тело, тесно прижав свой твердый член между ее бедер. И вместо слов, которые она хотела произнести, она выдохнула воздух со свистом, который перешел в хриплый стон. Эдриен хотела раствориться в нем, вжаться в его тело со всей страстностью. Она даже не могла стоять рядом с этим мужчиной, не желая его.

Его улыбка была насмешливой и жестокой.

— С ним ты ощущаешь то же самое, девушка? Он может доставить тебе столько же удовольствия?

Ни один мужчина не может, лихорадочно подумала она, когда ее губы жадно двигались под его губами. Хок тихо зарычал, накрывая своим ртом ее губы в безжалостном, причиняющем боль поцелуе.

Эдриен почувствовала его руку, поднимающую ее юбку и осознала, что в теперешней ярости Хок собирается взять ее прямо здесь, в тусклом и холодном коридоре. Подвыпивший или нет, это был не тот путь, который планировала Эдриен для расставания со своей девственностью, сохраненной с таким трудом. Она хотела его, но не так. Никогда в таком виде.

— Остановись! Хок, чтобы ты не думал о том, что я сделала — я не делала этого! — закричала она.

Он заставил ее замолчать своим ртом, его поцелуй был горячим, жадным и жестоким. Она поняла, что он наказывал ее своим телом, а не занимался с ней любовью, но она не могла сопротивляться его языку и не могла предотвратить того, что она затаив дыхание отвечала на его поцелуи.

Хок наклонил голову и коснулся ее шеи зубами, затем подразнил ее затвердевшие соски через платье. Эдриен настолько потеряла голову от удовольствия, что не осознавала, что он делает, пока не стало слишком поздно.

Она почувствовала трение веревки о свои запястья, когда он дернул ее руки вниз и повернул ее, связав их у основания ее спины.

— Ты сукин сын! — прошипела она.

— Сукин сын, — глубокомысленно повторил он. — Неужели тебе не нравится моя мать?

— Мне не нравишься ты, когда ты так себя ведешь! Хок! Почему ты это делаешь? Что я сделала?

— Тихо, девушка, — негромко приказал он, и она узнала, что когда его голос был тихим и податлив, как промасленная кожа, тогда она была в наибольшей опасности. Это был один из многих уроков, которым он научит ее. Когда шелковый капюшон скользнул, закрывая ее лица, она закричала в ярости и набросилась на него, пытаясь ударить его ногами. Она боролась, пиналась, бушевала в его руках, сыпала резкими проклятиями.

— Жена, — сказал он ей в ухо через шелковый капюшон, — ты принадлежишь мне. Скоро ты и не вспомнишь, что было когда-то время, когда ты мне не принадлежала.

Адам стоял в тени, отбрасываемой рябинами и смотрел, как Хок шагает в ночи, с женщиной в капюшоне, бьющейся в объятиях. Так он думал, что он сможет сбежать от Адама Блэка, не так ли? Хок думал, что он сможет увезти ее прочь? Умно. Адам не обговаривал эту часть договора. Хок, очевидно, решил действовать совсем близко к границе точного текста их соглашения.

Этот мужчина начал приводить его в полное бешенство.

Нет, это было совершенно не то, что ожидал Адам, когда он подготавливал сцену в садах.

Итак, этот человек оказался более грубым, чем он думал. Он значительно недооценил своего соперника. Он думал, что Хок слишком сдержанный и приятный в общении человек, тогда как мужчина должен быть твердым, как сталь и неумолимым в отношениях с женщиной. Он рассчитывал, что благородный Хок будет настолько ранен, увидев свою жену с кузнецом, что он проклянет ее и отречется от нее, возможно, разведется с ней — и любое из этих действий, согласно его плану, заставило бы ее стремительно нестись к его сияющей кузнице под рябинами. Он думал, совершенно ошибочно, как оказалось, что Хок имеет, по крайней мере, одно или два слабых места в своем характере.

— Тихо, жена! — Баритон Хока резонировал в темноте. Адам вздрогнул. Ни один смертный не должен иметь такого голоса.

Нет, так дело просто не пойдет. Ему надо бы серьезно вмешаться, потому что если такой мужчина увезет женщину и проведет с ней некоторое время, то женщина несомненно будет принадлежать ему, когда он закончит.

И Адам никогда не ни в чем не проигрывал. Конечно, не проиграет и в этот раз.

Он выступил вперед из тени, готовый противостоять Хоку, когда он услышал суровый шепот позади себя.

— Шут!

— Что такое? — прорычал Адам, поворачиваясь, чтобы посмотреть в лицо Королю Финнбеара.

— Королева требует твоего присутствия.

— Сейчас?

— Прямо сейчас. Она что-то знает о нас. Думаю, это снова эта излишне любопытная маленькая Эйне. Ты должен оставить эту игру, по крайней мере, на достаточное время, чтобы усыпить подозрения Королевы. Идем.

— Я не могу пойти сейчас.

— У тебя не выбора. Она придет за тобой сама, если ты не пойдешь. И тогда у нас не останется ни единого шанса.

Адам долгое время стоял неподвижно, позволяя своей ярости сгореть внутри него и оставить пепел решимости после себя. Он должен быть очень осторожен там, где дело касается его Королевы. Для него не будет ничего хорошего, если он станет препятствовать ее капризам или воле каким-либо способом.

Он позволил себе один долгий взгляд через плечо на удаляющуюся фигуру на спине лошади.

— Отлично, мой повелитель. Через этот мерзкий ад, против моей воли, преданный никому, кроме самой прекрасной королевы, веди меня.

Она прекратила кричать, только когда у нее сел голос. Глупо, сказала она себе. Чего ты этим добилась? Ничего. Тебя связали, как цыпленка, которого собираются ощипать, и теперь ты не можешь издать даже протестующего писка.

— Просто сними с меня капюшон, Хок, — попросила она скрипучим шепотом. — Пожалуйста.

— Правило номер девять. Мое имя с этого момента и впредь — Сидхок. Сидхок, не Хок. Когда ты будешь меня так называть, тогда ты будешь вознаграждена. А когда нет, тогда я ничего не позволю тебе.

— Почему ты хочешь, чтобы я называла тебя таким именем?

— Чтобы я знал, что ты понимаешь, кто я на самом деле. Не легендарный Хок. Я — мужчина. Сидхок