— Я думал, вы уже переоделись, сержант, — удивленно произнес комитетчик. — Что-то вы долго собираетесь.
— Как вор на ярмарку, — прокомментировал комбат.
Я ринулся в каптерку, собрал вещмешок и возвратился к комбату за командировочным предписанием.
Пункт моего назначения в предписании был указан в незатейливой и краткой формулировке: КГБ СССР.
— Разрешите идти? — поднес я руку к околышу фуражки.
— Сгинь, нечистая сила! — рявкнул комбат.
В колонии Михаил Александрович провел около часа. Я тем временем попрощался с ребятами из караула, обошел пожарище, погруженный в сентиментальные воспоминания о дизеле, прошедшем лете, своей уголовной бригаде, членов которой мне вряд ли суждено было когда-либо увидеть, да и не стоило, наверное, встречаться с этакими субчиками на свободе…
«Кум», вышедший провожать ответственного полковника, сказал мне на прощание следующее:
— С тобой, возможно, еще встретимся… Хотя общий режим светит тебе навряд ли. Строгий — это да. А со временем и особый.
— Желаю вам аналогичных благ, гражданин начальник, — учтиво ответил я.
— В машину, сержант! — ледяным тоном подытожил нашу пикировку полковник.
И вот, поселок Северный позади…
— Так куда я все-таки еду? — спросил я Михаила Александровича.
— Честно? Не знаю, — пожал он плечами. — Придумаем что— нибудь. Просто я понял, что, если не возьму тебя с собой, кончишь ты благодаря усилиям своего командования, да и своим собственным печально. Но это не главный фактор. Я спасаю тебя, потому что… Ну, в общем, что бы тобой ни руководило, а сделал ты дело полезное и большое. Для Родины, не побоюсь сказать.
От уточняющих вопросов я воздержался, понимая, что ответы получу едва ли.
Между тем, несмотря на марку машины, ее номерной знак и мигалку, нас тормозили на всех постах ГАИ, требуя документы и внимательно рассматривая наши лица: розыск Олега велся по самой жесткой программе.
Лишь выехав далеко за пределы области, мы, свернув в лесопосадки, остановились, выпустив бедолагу из чрева багажника.
После объятий с боевым товарищем Олег изумленно воззрился на меня.
— А ты каким образом?.. Дезертировал, что ли?
Михаил Александрович кратко описал оперативную обстановку, сложившуюся вокруг моей разнесчастной личности.
— Ну и правильно! — одобрил Олег. — Армия большая, место, где ему дослужить, найдем. — Он расстегнул зековскую спецовку. Спросил: — Одежда есть?
— Одежда, парик… — степенно ответил Михаил Александрович. — Усы, очки… Все, как положено.
— А куда путь держим? — Из кармана спецовки Олег достал сверток с моими деньгами, передал их мне.
— Для начала в столицу!
У меня сладко заныло сердце.
Москва! Увижу ль я тебя?!
— Увидишь, — коротко взглянув на мою физиономию, сказал Олег, без труда прочитав простые мысли сержанта Подкопаева.
Через несколько минут «мерседес» снова тронулся в путь. Скоро в оконце замелькали родные елки и сосны.
Лес! Как он мне был дорог и мил, каким невыразимо прекрасным и волшебным казался после чуждых голых степей с их редкими корявыми деревцами, насаженными по берегам каналов! Лес! С его хвоей, осенней медью вековых дубов, грибами и травами…
Душа моя пела.
Терехина Паркер в Бангкоке не встретил, однако в местном отделении ЦРУ подтвердили правильность версии, выдвинутой рябым Сергеем: объект находился в Паттайе — экзотическом курортном местечке на побережье.
Однако торопиться туда Джошуа не стал, решив провести ночь в столице Таиланда. Он смертельно устал от многочасового перелета, к тому же наваливающейся слабостью и тошнотой давала знать о себе болезнь, а потому пришлось отказался от идеи посетить знакомые бордели, где им планировалось скоротать веселую ночку.
Он снял номер в отеле «Уотергейт», на сорок шестом этаже, заказал обильный ужин с креветками, лобстерами и прочими блюдами морской кухни, приправленными острыми и пряными специями и, плотно перекусив, устроился у окна со стаканчиком виски, глядя на вечернее лилово-черное небо над огромными белыми параллепипедами небоскребов и переплетением широких эстакад.
Бангкок невольно напоминал ему Манхэттэн. Здесь все отстраивалось по американскому образцу — здания, трассы, торговые центры, причем заимствование очевидно угадывалось даже в деталях: бирюзового цвета дорожные знаки, бензоколоники с эмблемами знакомых нефтяных компаний, круглосуточные магазинчики «сэвн— илэвн»… Не говоря уже о таких мелочах, как сантехника в отеле, которая была также американского производства.
Джошуа подумал, что половина мира, даже не подозревая об этом, проживает, в сущности, в Америке, неуклонно расползающейся по всему свету. И его, Паркера, контора не просто причастна к таковому процессу. В нем заключается и весь смысл существования ЦРУ.
Сам Паркер родился и вырос в Бруклине — грязненьком, полутрущобном, прорезанном ржавыми эстакадами нью-йоркской подземки. Многие районы Бангкока смотрелись куда как привлекательнее… Однако с течением времени Паркер начал постигать, что куда важнее вложить деньги в стратегические территории, нежели превращать серые рабочие и спальные районы американских мегаполисов в подобие вылизанных, сверкающих городишек какой-нибудь благостной Швейцарии.
Хватит ли только сил и средств для завоевания мира — это вопрос.
В последние годы им, Джошуа, начинала ощущаться какая-то всеобъемлющая деградация Америки… Вирусы этой деградации невидимо пронизывали саму атмосферу страны, явно зашедшую в тупик своего развития. Собственно, в Штатах уже закончился и империализм, как полагал Паркер.
Страна, как огромный хромированный экспресс, глубоко тронутый ржой, катила в неведомое, в пустоту бесцелья, высасывая горючее из всего мира.
Чем закончится путь? Об этом Джошуа не думал. Да и что ему было до будущего?
Пусть провалится в преисподнюю весь этот мир паразитов и глупых ублюдков… А он выжмет из него все последние возможные удовольствия, вот и все. Удовольствия плотские и моральные, когда людишки приносятся в жертву смерти, которой он служит.
Да, именно смерти служит Джошуа, а не какому-нибудь там ЦРУ и всякого рода геополитическим задачам великих Соединенных Штатов… Плевать ему стократно и на задачи, и на Штаты, также набитые недоумками всех мастей с сущностью клопов и москитов…
Он допил виски и улегся на широкую кровать, поставив будильник, вмонтированный в тумбочку, на семь часов утра.
В Паттайю следовало отправиться пораньше, предварив время дичайших автомобильных пробок — бича многомиллионного, задымленного угаром бензиновых выхлопов Бангкока.
Отель «Royal Cliff» располагался в холмистой бухте, белоснежными террасами своих зданий взбираясь на пологие склоны, буйно поросшие тропической растительностью.
Отель поражал просто-таки стерильной чистотой. В пространство холла, отделанного белоснежным мрамором, был словно туго закачан воздух заснеженных гор — прозрачно-ключевой, а за ним, в едва угадываемых, парящих плоскостях стеклянных стен, зелено и безжизненно простирался океан.
Номер был стандартный, но дивно-уютный. Из стоявшей на журнальном столике вазочки, затянутой тонкой пластиковой пленкой, Джошуа извлек неизвестный ему доселе тропический фрукт, осторожно надкусил его бордовую, пористую оболочку.
