– Вот это дело…

Мы уже три месяца занимались выяснением источника поставки фальшивых долларов в столицу через представителей дагестанского сообщества. Доллары были отменного качества, со следами клише на гознаковской бумаге, с внутренней лентой, шелковыми ворсинками и водяными знаками. Обработанные, вероятно, хитроумным магнитным составом, купюры, чьи номера не повторялись, беспрепятственно проходили проверку на банковских детекторах.

Нам удалось выйти на поставщика и произвести контрольную закупку. Вчера на рейсе Москва–Питер был задержан курьер из Махачкалы.

– Что там с курьером? – спросил я.

– Весьма симпатичная дама, – донесся ответ. – И очень красиво получилось с ее задержанием. Она в аэропорте в туалет пошла, а когда платье и прочее бельишко поправляла, у нее из пояса, в котором деньги, пачка выпала. Она и не заметила. А следом в кабинку другая дама зашла. И встречаются же, доложу, порядочные люди! Узрела на полу деньги и помчалась к милиционеру в зале. Вот, мол, потеряли. А мои опера, глядя, как она бежит с этой пачкой в протянутой руке, просто одурели… Ну, вопрос: где нашли? В сортире. А кто туда до вас наведывался? Она зал оглядела и тычет пальчиком – вон она, растяпа! Дальше – дело техники. – Он потер лоб. – Только курьер с изыском оказался. С удостоверением ФСБ. Подлинным.

– Откуда у нее удостоверение?

– Сотрудник… И прикрывала она, думаю, весь транзит. У нас тут еще проблема: в Гознаке надо образцы бумаги для сравнительного исследования взять. Так хрен получишь! Целая процедура, с двумя десятками подписей… И все ради пары листочков. А у наших клиентов этой бумаженции – центнеры. А ведь источник, подозреваю, аналогичный…

– Ты ко мне плакаться пришел?

– Да так, наболевшее…

В обед встретился с Юрой. Тот до сих пор крутился в Москве, безраздельно захваченный идеей создания частного охранного предприятия: подбирал помещение, кадры и технику.

– Уставные документы и лицензии получил, – доложил он, усаживаясь на стул и рывком от плеча стягивая с себя петлю галстука. Шумно выдохнул воздух. Произнес: – Ну и беготня! Каждый день в мыле!

– Было бы ради чего стараться, – заметил я.

– Есть ради чего, – ответил он уверенно и веско. – Подписал сегодня аренду на особняк. Закрытая территория, своя парковка. Три этажа.

– Серьезный замах. Смотри, как бы инерцией не опрокинуло…

– Это ты про себя? – осведомился он ядовито.

– Да и про себя тоже, – согласился я.

– Решили назвать предприятие «Риф», – поведал он. – Как тебе?

Я пожал плечами, глубоко равнодушный к его начинаниям. Да и не верилось мне в масштабность его затеи.

– Не овладевают тобой духоподъемные идеи, – вздохнул он. – А зря!

– Чего в твоих идеях от духовности? – спросил я. – Цель их – нажива. Философия – приспособленчество. А смысл – игра.

– Не вижу между нами разницы, – парировал он. – Впрочем, я – честный, веселый аферист. Отказавшийся от той наклонной, по которой ты катишься вверх. И через пару лет, когда у тебя руки будут по локоть в крови, интересно возвратиться в разговоре с тобой к теме духовности. Я, кстати, свою суетность и греховность промыслом Божьим не оправдываю. Но знаешь… Захваченный течением жизни и ее водоворотами, все-таки успеваю задуматься над смыслом всего, данного мне… И вот пришел я к выводу, что бытие наше земное – всего лишь школа. Есть в ней ученики выдающиеся, медалисты, коим дальнейшее обучение в высоких университетах уготовано, есть двоечники, второгодники, а есть середнячки, рабочие лошадки. Ну, а есть и вовсе самоубийцы, с уроков сбегающие. Но главное для ученика – прилежание. И оглядка на те устои, что в учебниках прописаны. От этого зависят оценки в аттестате. Потому добросовестному тупице в итоге начислят высший балл, а хитрому умнику вместо аттестата волчий билет всучат…

– Последний вариант, чувствуется, внушает тебе определенные опасения, – сказал я.

– Увы, – промолвил он после некоторого раздумья. – Не без того. Но и тебя остерегаю…

– Ты о жизни вечной печешься? – спросил я. – Это хорошо. Значит, ты парень с большим кругозором. Но аллегория твоя – так себе… Подобна сравнению с иммиграционным предбанником в аэропорте. Этого, мол, к себе навсегда принимаем, даже на работу берем – пассажиров сортировать; с этим типом визы – в передний проход, а вот с этим – в задний… Может, оно и действительно так устроено. Существуют стереотипы категорий, и сообразно высшим административным предписаниям кому мыло душистое, кому – веревка пушистая. Хорошие люди после смерти попадают в США, плохие – в Сомали. А вот девочки, пусть плохие, но красивые, попадают в рай, чтобы обслуживать там хороших мальчиков. Однако на самом деле категорий всего две: кто не грешит со страху, а кто по нравственной невозможности. Это я о верующих. Атеисты в сторонке жмутся, они по сути бесстрашные. Это ведь какое мужество надо иметь, чтобы жить, зная, что дальше – ничего! И самое странное, среди них много честнейших и добрых людей. Возможно, как раз они-то и будут медалистами по загробному прозрению своему. А вот те, кто одной рукой крестится, а другой всяким ОМОНом занимается…

– Не про себя говоришь?

– Нет, – ничуть не обиделся я. – Я сориентировался в ситуации. И твердой ступней давлю гадюк. Договориться им со мной бесполезно.

– Но с ужей – получаешь.

– Не самая порочная схема.

– Еще какая порочная, чего ты своим ребятам заправляешь… Ладно, давай вернемся к «Рифу», – отмахнулся он. – Забрось по всем своим связям известие: есть структура, решающая деликатные вопросы всевидения и всеслышания… Готовая принять заказ от серьезного клиента. И крайне добросовестно его выполнить. – Он полез в портфель, извлек из него конверт. – Это – тебе. За первый месяц работы. Двадцать тысяч долларов США.

– Да я ведь еще и пальцем не шевельнул…

– Шевельнешь. Поскольку аванс всегда пробуждает в людях уважение к начинаниям.

– Учти! Если ты вталкиваешь меня в уголовщину или в пособничество уголовщине…

– Успокойся, я даже не надеюсь. Привербуй Алика из «Капитала». Или вот что – познакомь нас. У него выход на мэрию многосторонний, а там такое кипение тайных страстей и вожделений… Еще депутат у тебя есть – Перунов. У него с женой проблемы, дамочка с каким-то французским жигало спуталась, а у них дочка в Париже, в школу ходит, глядишь, папу по малолетству на дурного отчима разменяет… А мы поможем семью сохранить, супруге мозг вправить… И вся-то твоя работа: пригласить человека в ресторан, представить меня или шефа «Рифа», поужинать со вкусом и – отвалить… Чтоб я так жил за двадцать зеленых кусков в месяц!

Я взглянул на него искоса, и на роже его злостной было написано, что готовит он мне подлянку неимоверную, этот бес из прошлого, о благости небесной только сейчас изъяснявшийся. Но какую?

За знакомство, впрочем, спрос невелик.

– Помоги, брат, – произнес он проникновенно, уловив мое замешательство. – Дай заработать, в конце концов. Я ведь с твоей жилы золотой ни крупицы не требую, хотя без меня – где бы жила была, а где бы ты?.. Возможно, и в Америке между подобными нам ребятами звучат аналогичные разговоры, но заведи я их там с чином из ФБР – мне бы рассмеялись в лицо. Иди, сказали бы, билетами торгуй.

– То есть жить ты хочешь в Америке, а торговать Родиной.

– Какой еще Родиной? – искренне возмутился он. – Алик – американский гражданин. Перунов – французский. Все их окружение – с иностранными паспортами в карманах. А у тебя – какие паспорта? От холодильника, микроволновки и от пылесоса. Ну, и российский, убогий. Очнись! Россия для них – большой коммерческий проект в целом, а Москва – в частности! Ты посмотри, как строится все это элитное жилье, за счет чего и какого оно качества! Через десяток лет все поплывет… Возьми «Деловой Центр». Ты представляешь себе, на чем в Америке стоит небоскреб? На скальном грунте, на граните. Там и фундамент