– Ложь и провокация, – громко сказал он.

– Вы все слышали? – спросил Скорынкин. – Господин Тордуа все отрицает.

– Он приехал в Тулу и лично договорился с неким Прохором Басмановым о том, что он установит подслушивающее устройство на даче у вице-президента компании «Инсеко» Вадима Трегубова, – сообщил Дронго. – Только поэтому они смогли узнать итоговые цифры. Но позже, вызвав специалистов якобы для проверки, «жучок» с дачи Трегубова удалили.

– Какая глупость, – пожал плечами Абессалом Константинович, – этот Басманов был спившейся личностью, и мне о нем докладывали. Он бросился под поезд в состоянии белой горячки. Не нужно говорить глупости, я не общаюсь с хроническими алкоголиками.

– Это вы тоже слышали? – снова обратился к Дронго Скорынкин. – У вас осталось полторы минуты. Пока я не получил никаких убедительных доказательств вины господина Тордуа.

– Он организовал вместе с Чалмаевым преступную группу… – попытался сказать Дронго.

– Это уже не лезет ни в какие ворота, – перебил его Абессалом Константинович, – не нужно меня оскорблять. Откуда такие слова про преступную группу?

– Вы хотите еще что-то сказать? – спросил Скорынкин. – У вас осталась последняя минута. И вообще, почему я должен верить вам больше, чем человеку, которого знаю много лет?

Парфентьев вздохнул. Он уже понял, что их появление в этом кабинете является большой ошибкой. И готов был ретироваться. Но Дронго вспомнил слова Боксера, сказавшего, что «хозяин был готов заплатить, но мы решили не давать эти деньги».

– Потому, что он обманывает вас на деньги, – ответил он.

– Каким образом? – нахмурился Матвей Михайлович.

– Они договорились с Чалмаевым получить окончательные цифры за день до завершения подачи заявок. И Чалмаев попросил за свои услуги один миллион долларов, – пояснил Дронго, – и я думаю, что этот миллион даже списали с ваших счетов. А вам сообщили, что деньги передали. Но они вас обманули. Они убили Чалмаева, а деньги забрали себе. И убили таким образом, чтобы выдать его смерть за обычное автопроисшествие.

Матвей Михайлович метнул в сидевшего за столом Тордуа огненный взгляд, словно собирался его испепелить. Тот съежился и будто стал еще меньше ростом.

– У вас есть доказательства? – прохрипел хозяин кабинета.

– Есть, – ответил Дронго, доставая распечатку телефонных переговоров погибшего Чалмаева. За эти дни они провели большую работу, чтобы найти наконец человека, которому принадлежал номер телефона, зарегистрированного на имя Аристарха Шулейко.

Эксперт показал лист бумаги Скорынкину.

– Обратите внимание на номер телефона. Погибший Чалмаев даже за минуту до своей смерти звонил по этому номеру, – сказал Дронго.

– Ну и что? – спросил Матвей Михайлович.

Вместо ответа Дронго взял свой телефон. Он набрал номер, который был указан в распечатках. И раздалась мелодия звонка телефона Абессалома Константиновича Тордуа. Тот попытался достать телефон, чтобы его выключить, но мобильник выпал из дрожащих рук.

– Негодяй, – с чувством произнес Скорынкин, – значит, ты не только убийца и мошенник, но еще и вор. Вы можете его задержать? – спросил он у следователя.

– Прямо сейчас, – обрадовался Парфентьев, – мы обвиним его в убийстве Чалмаева.

– Значит, решил украсть мои деньги, – не мог успокоиться Скорынкин, – и еще уверял, что заплатил все сполна.

Дронго играл в шахматы против Вейдеманиса, пытаясь спасти безнадежную позицию, когда зазвонил его телефон. Он взял телефон и привычно буркнул:

– Я вас слушаю.

– Вас беспокоит Арина Трегубова, – услышал он знакомый голос, – я хотела вас поблагодарить за вашу деликатность и понимание, которое вы проявили. Мы с мужем решили поставить памятник на могиле Басманова. Моя дочь все время вспоминает эту историю и уверяет, что я счастливая женщина, если меня так любили. Спасибо вам большое за все.

– Не за что, – ответил Дронго. Хорошо, что она никогда не узнает всех подробностей, подумал он.

– Звонила Трегубова, – сообщил Дронго своему другу.

– Благодарила, – понял Эдгар, – а ты так ничего и не рассказал. Тебе не кажется, что ты поступил не совсем правильно? Может, ей следовало узнать всю правду?

– Нет, – возразил Дронго, – правда иногда так обжигает, что ее приходится опасаться. Что касается меня, то этот проступок будет на моей совести. В конце концов, любой сыщик совершает в жизни те или иные проступки. Пусть этот будет моим.