лицом. Он был почти ростом с Дронго. Рукопожатие оказалось крепким.

– Может, где-нибудь посидим? – предложил эксперт.

– У меня мало времени, – возразил Зубков, – осталось только пятнадцать минут. Скажите как вас зовут?

Дронго назвал свое настоящее имя. Он не хотел, чтобы Зубков понял, с кем разговаривает.

– Давайте немного пройдемся, – предложил Николай Викторович, – и вы скажете мне, что именно вас интересует.

Они направились в сторону парка.

– Чалмаев вышел на пенсию по возрасту, – напомнил Дронго, – но говорят, что он получил выговор незадолго до увольнения.

– Выговор сняли перед уходом на пенсию, – пояснил Зубков, – его обвиняли в жестоком обращении с подозреваемыми.

– Были основания?

– Возможно. Андриян Максакович никогда не отличался ангельским характером. Он был жестким человеком. Можно даже сказать, жестоким. Умел добиваться нужного результата, сдавал дела вовремя, но мог позволить себе дать по ушам кому-то из молчавших насильников или запирающихся свидетелей. Я думаю, не секрет, что такие методы иногда просто необходимы. Вы сами работали в правоохранительных органах?

– Недолго, – ответил Дронго.

– Тогда вы меня понимаете. Чтобы добиться нужных показаний, иногда приходится прибегать к угрозам, иногда к мерам физического воздействия. И это не секрет. Если наркоману вовремя не дать «дозу», у него начнется «ломка». Об этом знают и сам наркоман, и следователь. Поэтому между ними устанавливается негласная договоренность. Наркоману не дают мучиться, что гуманно, а следователь получает нужную информацию, что справедливо.

– Какие дела вел Чалмаев в основном?

– Хищения и мошенничества. В основном хозяйственные, он на них специализировался. У нас еще шутили, что ОБХСС давно нет, а следователи, которые ведут дела по их линии, все еще работают. Вы работали вместе с ним?

– Да, в службе безопасности. С Рыжанковым.

– Я вас не помню. Вы не были на похоронах?

– Нет. Я находился в служебной командировке. Раньше я работал в нашем юридическом отделе.

– Тогда понятно. Вас бросили на укрепление службы безопасности, – добродушно произнес Зубков.

– Вы не слышали такую фамилию – Тордуа?

– Как вы сказали?

– Абессалом Константинович Тордуа, – повторил Дронго. – Может быть, это имя когда-то всплывало во время работы с вами Чалмаева?

– Может, до меня, – пожал плечами Зубков, – но я никогда его не слышал.

– А Скорынкин? Матвей Михайлович Скорынкин?

Зубков остановился. Посмотрел на своего собеседника.

– Вы с ума сошли? – спросил он. – Вы знаете, кто такой Скорынкин? Вице-президент крупнейшей компании. Сенатор. Член Совета Федерации. Лауреат Государственной премии. При чем тут Скорынкин?

– Среди бумаг, найденных дома у Чалмаева, были записи с именем этого человека, – солгал Дронго.

– Это, наверно, из-за тендерной заявки, – вспомнил Зубков, – об этом написали все газеты. Компания «Инсеко» ее проиграла. Но в любом случае Скорынкина лучше не вспоминать. Это заоблачная фигура для нас, простых смертных.

– В последние годы у Чалмаева были какие-нибудь дела, связанные с Тулой?

– Не помню. Прошло несколько лет. Нет, по-моему, ничего не было.

– Как вы считаете, его могли убить?

– Убить могут каждого, – невесело усмехнулся Зубков, – но убивают только из-за больших денег. Это на Кавказе есть еще такие понятия, как «честь» и «гордость», из-за которых иногда звучат выстрелы. У нас убивают только из-за больших денег. А какие деньги могли быть у бывшего следователя, возглавившего службу безопасности компании? Гроши. По сравнению с теми миллионами, которыми ворочают хозяева вашей компании. Какая у вас зарплата? – неожиданно спросил Зубков.

– Около двух тысяч долларов, – ответил с некоторой заминкой Дронго.

Зубков, конечно, заминку почувствовал. И добродушно усмехнулся.

– Не хотите говорить правду. Не беспокойтесь. Я знаю про конверты, которые вы получаете за верную службу. Такие компании, как ваша, больше всего на свете не любят делать отчисления в фонд социального страхования, в пенсионный фонд, платить налоги в полной мере. И поэтому добрая половина ваших сотрудников получает деньги в конвертах. Все, как и в других местах.

– У Чалмаева были враги?

– У следователей-важняков всегда полно врагов, – вздохнул Зубков, – но он вышел на пенсию уже несколько лет назад. Все враги за это время переключили свое внимание на других следователей. Не думаю, что оставались такие мстительные типы, которые помнили об этом столько лет. Хотя у нас был случай, когда один наш молодой следователь дважды занимался одним и тем же рецидивистом. Он отправлял его в тюрьму, а тот выходил через некоторое время по вновь открывшимся благополучным для него обстоятельствам. И в обоих случаях дело передавали на контроль Чалмаеву.

– Понятно, – сказал Дронго, уже понимая, что ничего более конкретного он не узнает.

– И кличка у этого бандита была запоминающаяся, – добавил Зубков. – Он был бывший спортсмен, в молодости добивался больших успехов. Его звали Боксер.

Дронго остановился, замер, боясь пошевелиться, словно Зубков мог услышать его мысли.

– Вы сказали Боксер? – переспросил Дронго.

– Да, – кивнул Зубков, – довольно известный криминальный тип. Кажется, из Грузии или Абхазии, хотя раньше это была одна республика.

После разговора с Зубковым Дронго вернулся к машине, где его ждал Вейдеманис, и рассказал обо всем своему другу.

– Нужно срочно ехать в больницу, – решил Эдгар, – если он еще жив и нас к нему пустят. Иначе потом будет поздно.

– Поехали, – согласился Дронго, – хотя вчера он был в ужасном состоянии.

По дороге в больницу он позвонил, чтобы уточнить, как чувствует себя Нодар Чургулия, попавший накануне в больницу. Ему сообщили, что больной находится в реанимации и вчера ему была сделана операция по извлечению пули. Состояние больного тяжелое, но стабильное. Дронго и Вейдеманис приехали в больницу и обнаружили стоявшего у дверей палаты дежурного сержанта полиции, который отказался пропускать посторонних. Пришлось звонить следователю и доказывать, как важна эта встреча. Переговоры длились около трех часов. Наконец следователь сам приехал в больницу и разрешил Дронго трехминутное свидание.

Эксперт осторожно вошел в палату. Нодар Чургулия лежал на кровати с подключенной к нему системой очищения крови. Он был в сознании. Увидев вошедшего, попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой, ему удалось только пошевелить губами. Дронго подошел ближе.

– Пришел полюбоваться? – спросил Нодар, сделав некоторое усилие, чтобы произнести эти слова.

– Ты знаешь, что нет, – ответил Дронго, – У меня к тебе другое дело.

– Говори, – разрешил Чургулия, закрывая глаза.

– Ты был знаком с бывшим следователем Чалмаевым, – сказал Дронго.

Нодар открыл глаза. Уставился в потолок.

– Дальше, – потребовал он.

– И вы вместе спланировали всю операцию, – продолжал эксперт, – чтобы не подставлять Чалмаева. Вы нашли Басманова, убедили его подложить передатчик в доме Трегубовых, чтобы узнать конкретные цифры. На работе установить эту аппаратуру Чалмаев, видимо, не разрешил, понимал, что его могут обнаружить. И потом начал поиски возможного осведомителя. Когда нашли передатчик, он его отобрал и заплатил тысячу