тщательно наблюдал за жизнью водяных блох. И вот однажды он заметил, как одна из дафний проглотила с водой несколько спор — зародышей грибка-паразита, имевших форму игл. В микроскопе Мечников видел, как эти иглы прокалывали кишечник прозрачной дафнии, попадали во все органы животного и там прорастали, превращались в грибки; в результате эти ядовитые грибки заполняли заболевшую дафнию и губили ее.

Но бывало и иначе. Не успевали игольчатые споры врага, проколов кишечный канал, проникнуть в полость тела дафнии, как на них набрасывались блуждающие клетки — фагоциты, окружали иглы, обволакивали их и поедали. Иглообразные споры не успевали превратиться в ядовитые грибки и парализовать действие блуждающих клеток; наоборот, споры грибка сами погибали, служа пищей для защитников дафнии — фагоцитов. Смерть или жизнь водяной блошки зависела от исхода борьбы между фагоцитами и грибком-паразитом.

Однажды ранним утром Илья Ильич разбудил Ольгу Николаевну и потянул ее в свой кабинет.

— Смотри в микроскоп. Ты видишь, как фагоциты набросились на спору грибка? Вот они обволакивают ее. Спора теперь погибнет. Вот здесь, выше, одна уже потеряла правильность своих очертаний — это уже не гибкая игла, а кучка буроватых зерен. А вот здесь, правее, совершенно чудесная картина. Смотри, спора зловредного грибка, как шпага, пронзила стенду кишечника дафнии, но в тот же миг на нее набросились часовые, охраняющие дафнию. Фагоциты подоспели вовремя; они обволокли ту часть споры, которая оказалась внутри полости тела дафнии, и уже съели ее, в то время как другая половина, оставшаяся в кишечнике, еще не уничтожена. Просунул микроскопический убийца руку к сердцу дафнии и остался без руки… Они прекрасно позавтракали спорами грибка, милые фагоциты, эти благородные странствующие рыцари. Мы с тобой свидетели только что закончившейся битвы.

Ольга Николаевна разделяла радость Ильи Ильича. Теперь никто не сможет упрекнуть Мечникова в том, что он говорил о предполагаемом, а не о существующем факте.

Медицинская общественность в Одессе после прошедшего съезда все больше интересовалась исследованиями Ильи Ильича. Ему часто приходилось делать сообщения о своих открытиях. Бывало так: Илья Ильич обедает со своими друзьями. Само собой, разговор приходит к блуждающим клеткам. То, о чем рассказывает Мечников, так увлекательно и необычно, что один из слушателей, известный читателю ученый Минх, просит Илью Ильича не отказать в любезности и сегодня же вечером сделать доклад на заседании Медицинского общества. Вот отчет об этом заседании. Его поздно ночью написал Илья Ильич в письме к своей жене:

«Вечером пошел с Минхом в Медицинское общество и рассказал историю с дафниями, которая, по- видимому, понравилась и врачам и многочисленной аудитории студентов. Возражал профессор акушерства Рейн, ограничившийся, впрочем, одной чепухой: он все время доказывал, что, быть может, бактерии не съедаются, а сами заходят и разводятся в белых кровяных шариках; причем главным образом основывался на авторитете Коха. Многие врачи объявили, что намерены прилагать учение о фагоцитах на практике…»

Теория фагоцитов — утверждение, что животный организм обладает способностью защищаться от болезней благодаря наличию в нем блуждающих клеток, противостоящих болезнетворным микробам, получила первое блестящее подтверждение.

Закончив исследование болезни дафний, Мечников опубликовал научный трактат, в котором писал:

«Иммунитет водяной блохи, обусловленный работой ее фагоцитов, является ярким примером естественного иммунитета, ибо в том случае, когда блуждающие клетки не успевают проглотить споры грибка в момент их проникновения в организм блохи, эти зародыши начинают выделять яд, который не только отталкивает фагоцитов, но убивает их, растворяя без остатка».

Зимой 1884 года Мечниковы отправились в Италию. У сестры Ольги Николаевны были слабые легкие — это послужило причиной поездки на юг.

В Италии опять была эпидемия холеры, и Илья Ильич вынужден был перекочевать в Испанию. Гренада, Малага произвели сильное впечатление на Мечникова. Он прочитал много книг по истории и искусству Испании. Сколько еще в этой стране людей, подобных героям Сервантеса! Не вывелись в Испании Дон- Кихоты. Жив еще Санчо Пансо, неунывающий, добрый и лукавый оруженосец странствующего рыцаря.

Путешествие Мечниковых продолжалось. Они прибыли в Гибралтар, чтобы пересечь узенькую полоску моря и побывать на побережье Африки, в Танжере. В Гибралтаре пришлось ждать хорошей погоды. Бурные волны не позволяли ни одному пароходу выйти из гавани. Илья Ильич поднимался на скалы Гибралтара и наблюдал за стаями обезьян, которые резвились на свободе, лазили по неприступным гранитным стенам, прыгали над бездонными пропастями. Это единственное место в Европе, где водятся обезьяны.

Арабский Танжер. Маленькие белые дома с плоскими крышами, иглы минаретов, шумные восточные базары — и все это залито ослепительным солнцем.

Разочарование постигло Илью Ильича: в прибрежных водах Танжера не было ничего, что могло бы привлечь внимание зоолога. Без дела бродил он по окрестностям города. Его спутники — Ольга Николаевна и ее маленькая сестричка. Где-либо в тени на камнях они располагались обычно на отдых.

Усадив на колени девочку, Илья Ильич рассказывал ей сказки. В лицах представлял тех, о ком говорил. Сказки сочинялись тут же и смешили юную слушательницу до слез.

На обратном пути в Россию Мечниковы остановились в Триесте. Здесь в одном из немецких медицинских журналов Илья Ильич прочитал первый напечатанный отзыв о фагоцитарной теории. Профессор Баумгартен пытался доказать несостоятельность взглядов Мечникова. «Наблюдения Мечникова не только мало обоснованы, но даже противоречат логике и истине», — писал Баумгартен.

Этот враждебный выпад был прелюдией к многолетней борьбе, которую Мечников со своими сторонниками вел против школы гуморалистов[20].

Илья Ильич выходил на дорогу охотника за микробами. Кто же до него шел по этой тернистой дороге?

Наука о микробах появилась позднее многих других наук. Мир невидимых существ был открыт в XVII веке. Это оказалось возможным благодаря успехам оптики.

Добродушный, немного мешковатый голландец Антоний Левенгук мирно торговал в юности сукнами в маленькой лавке. Успеха в торговле Левенгук не имел, и с двадцати одного года, на протяжении тридцати девяти лет, он занимал скромную должность сторожа судебной палаты. Свой досуг он посвящал странной работе — шлифовал увеличительные стекла. Казалось бы, ничего путного в этом занятии, кроме перспективы прослыть чудаком, не предвиделось. Но жизнь приготовила Левенгуку нечто другое. Его стеклянные чечевицы становились все лучше и лучше. Не без удовольствия Левенгук частенько показывал друзьям через свои увеличительные стекла волосы, казавшиеся толстыми бревнами, страшное отражение в зеркале глаз. Голландец умудрился приготовить стекла, увеличивающие в двести семьдесят раз. Он наставлял их на все, что попадалось под руку, и однажды от изумления чуть было не получил апоплексический удар: он увидел в капле воды мельчайших «зверюшек», двигавшихся, «как щуки». Левенгук зарисовал этих «зверюшек» и послал свои рисунки в Лондон ученым, чтобы те, так же как и он, полюбовались ими и заодно высказали свое суждение о мельчайших божьих тварях. Левенгук искал своих «зверюшек» где угодно и не оставил в покое даже собственный рот. Соскоблив с зубов немного белого налета, он разболтал его в воде и стал рассматривать в микроскоп. Он со страхом узнал, что «зверюшки» преспокойно живут во рту в огромном количестве, «В моем рту зверюшек больше, чем людей в Соединенном королевстве», — писал Левенгук в Лондон, в Королевское общество.

К Левенгуку посмотреть через волшебное стекло на таинственных «зверюшек» приходило множество посетителей. В числе их однажды к ученому зашел человек огромного роста в платье мастерового. Этим любителем «тайн природы» оказался русский царь Петр I. Левенгук показал гостю весь свой «зверинец» и отвечал на многочисленные вопросы Петра.

Левенгук прославил свое имя. Открытие голландца стало известно всему миру. Но Левенгук не подозревал, что открытые им маленькие «зверюшки» далеко не безобидные существа: он не знал, что