Мне показалось бестактным спрашивать об этом. Может быть, кто-то подсмотрел, как я принимаю Мыло. Моя хозяйка сообщила мне, что опыт научил колонистов по-дружески приглядывать за своими гостями, даже за Союзниками и их друзьями.

— Это противоречит старинному монастырскому кодексу гостеприимства, — извиняющимся тоном сказала Настоятельница, — но более молодые колонисты твердо настаивают на бдительности, особенно в мире, где каждый может стать кем угодно, проведя один день у лицеправа.

Не знаю, возможно, лишь для того, чтобы выразить солидарность. Изо всех преступлений Чучхе ничто, по словам Настоятельницы, не является более гнусным, чем создание «подслоя рабов».

Тогда я не поняла, я узнала об этом только на следующий вечер, в Пусане. Но к тому времени во дворе уже гремели кастрюли, готовился завтрак. Настоятельница посмотрела в расщелину, ведшую во двор, и переменила тон.

— И кто же наш молодой койот?

Немой мальчик подошел к нам неслышным шагом и, улыбаясь, уселся у ног Настоятельницы. Солнечный свет склонился с востока над миром, возвращая нежные краски полевым цветам.

Да. Хэ-Чжу позавтракал картофельными лепешками и инжирным медом; в отличие от предыдущего вечера никто не настаивал, чтобы я ела пищу чистокровных. Когда мы прощались, две или три девочки- подростка, глаза у которых были на мокром месте из-за отбытия Хэ-Чжу, стреляли в меня ненавидящими взглядами, что очень забавляло моего проводника. В каких-то отношениях Хэ-Чжу был закаленным революционером, но в других все еще оставался мальчишкой. Настоятельница обняла меня и шепнула на ухо:

— Я буду молиться за тебя старому отшельнику.

Провожаемые взглядом ее божества, мы покинули это высокогорье с разреженным воздухом и через шумливый лес двинулись вниз, где нашли свой форд, никем не тронутый.

До Йонджу мы продвигались вполне сносно. Миновали колонну направлявшихся на север лесовозов, водителями которых, как я заметила, были дородные фабриканты одного и того же корневого типа. Но рисовые поля к северу от озера Андонгхо изрезаны открытыми проселками для перевозки леса, так что большую часть дня мы оставались внутри форда, прячась от Глаз-Спутников, часов до пятнадцати.

Переезжая через старый подвесной мост над разъяренной рекой Чувансан, мы выбрались наружу поразмять ноги. Хэ-Чжу извинился за свой мочевой пузырь чистокровного и помочился в деревья, росшие сотней метров ниже. Стоя с другой стороны, я изучала черно-белых попугаев, облепивших уступы вулканической породы, все в пятнах гуано; хлопанье их крыльев и выкрики напомнили мне Бум-Сук Кима и его чиновных приятелей. Вверх по течению ущелье поворачивало в сторону, а ниже Чувансан пролагал себе дорогу через сглаженные холмы, прежде чем исчезнуть под навесом Ульсона для отправления своих канализационных обязанностей. Над мегаполисом висели грозди авиеток: черно-серебристые точки.

Внезапно тросы моста застонали под тяжестью сверкающего чиновного форда. Повстречаться со столь дорогим авто на сельской дороге было крайне подозрительно. Хэ-Чжу забрался в наш форд, чтобы взять свой кольт. Он вылез обратно, держа руку в кармане куртки, и негромко велел мне предоставить ему вести все переговоры и быть готовой укрыться за нашим фордом, если водитель достанет кольт.

Само собой, чиновный форд сбросил скорость и остановился. С водительского сиденья выбрался коренастый мужчина, лоснящийся после визита к лицеправу. Он дружелюбно кивнул:

— Прекрасный нынче денек.

Хэ-Чжу кивнул в ответ, заметив, что денек выдался не слишком душный.

Из пассажирской дверцы выпростала ноги чистокровная женщина, геном которой был сориентирован на сексуальную привлекательность. Плотная пелерина открывала только ее вздернутый нос и чувственные губы. Она облокотилась о перила с другой стороны и, стоя к нам спиной, мрачно закурила Мальборо. Ее спутник открыл багажник форда и достал оттуда ящик с отверстиями для доступа воздуха, пригодный для перевозки собаки средних размеров. Он поднял защелки и извлек из него потрясающую, идеально сложенную, но крошечную девушку, ростом около тридцати сантиметров.

Она верещала, охваченная ужасом, и извивалась, пытаясь высвободиться. Когда она заметила нас, бессловесный вопль ее миниатюрного рта стал умоляющим.

Прежде чем мы успели что-либо сделать или сказать, мужчина, ухватив ее за волосы, швырнул через перила моста и проследил за падением. Когда та ударилась о скалы, он причмокнул и хохотнул.

— Дешевое избавление, — с ухмылкой сказал он нам, — от очень дорогого мусора.

Я заставляла себя сохранять молчание и неподвижность: сердце мое разрывали ненависть и ярость. Чувствуя, чего мне это стоит, Хэ-Чжу коснулся моей руки. Я силой направляла свои мысли куда-нибудь в сторону, куда угодно; в памяти у меня невольно всплыла сцена из «Страшного Суда Тимоти Кавендиша», та, где преступник сбрасывает с балкона невинного чистокровного.

Да. И чиновному очень хотелось рассказать нам всю историю.

— Во время позапрошлого Секстета куклу Зиззи Хикару должен был иметь каждый. Моя дочь не давала мне ни минуты покоя. Конечно, и моя официальная жена, — он кивнул на женщину, стоявшую на другой стороне моста, — не переставая капала мне на мозги — утром, днем и вечером. «Как, интересно, смотреть мне в глаза соседям, если наша дочь — единственная девочка во всей нашей карусели, у которой нет Зиззи?» Нет, теми, кто занимается маркетингом этих штучек, просто нельзя не восхищаться. Всего-то игрушка-фабрикантка, даром никому не нужная, но обработай ее геном так, чтобы получился какой-нибудь сверкающий античный идол, и цена взлетит до пятидесяти тысяч, причем безделушка пойдет нарасхват. И это до того, как тебе придется раскошелиться на все прибамбасы, кукольный домик и всякие там аксессуары. Ну так и что я сделал? Купил эту проклятую штуковину, лишь бы заткнуть своих баб! Четыре месяца, и что же происходит? Детишки всё наглеют, и Мерилин Монро сбрасывает с трона несчастную, уже не модную Зиззи!

Он, страдальчески морщась, рассказал нам, что зарегистрированное выключение фабрикантов стоит девятьсот долларов, но — мужчина ткнул большим пальцем поверх перил — случайное падение обходится бесплатно. Так зачем же попусту транжирить доллары?

— Жаль, — он подмигнул Хэ-Чжу, — что развестись не так же легко, а?

— Я все слышу, Толстозадый! — Его жена по-прежнему не снисходила до того, чтобы повернуться к нам лицом. — Надо было вернуть эту куклу агенту и восстановить доллары в своей Душе. У нашей Зиззи были дефекты. Она даже петь не умела. И меня укусила, проклятая дрянь.

Толстозадый наисладчайшим голосом ответил:

— Не представляю, драгоценная моя, почему это ее не убило.

Жена вяло бормотала непристойности, меж тем как муж обшаривал глазами мое тело, особо задерживаясь на выпяченной по геному груди, и расспрашивал у Хэ-Чжу, отдыхаем ли мы неподалеку от этого уединенного места или просто едем по делу.

— Ок-Кён Пхё, сэр, к вашим услугам.

Хэ-Чжу слегка поклонился и представился как пособник пятого уровня из бухгалтерского представительства «Игл», второстепенного подразделения корпорации.

Любопытство чиновного увяло. По его словам, он был менеджером Гольфового побережья между