случившееся, но, если ты хочешь, я посвящу всю свою жизнь одной тебе и нашим будущим детям, дорогая!

— Нет! — Хилари отпрянула, выставив вперед ладони, и закричала: — Пожалуйста, замолчи! Я не могу! Ведь это я виновата в гибели Айрин, как же ты не понимаешь?! Я должна была ее защитить, а я допустила, чтобы она погибла. Разве после всего этого я могу снова стать матерью?

— Ты позволила ей погибнуть? Хилари, ты не могла предотвратить ее смерть, это не в твоей власти! Поверь в это, любимая, ты должна это осознать! Это очень важно для тебя и нашего будущего счастья! Я не знаю, почему на твою голову обрушилось сразу столько напастей, но готов поклясться, что ты не колеблясь пожертвовала бы ради спасения малышки собственной жизнью. Ты не совершила ничего плохого, пойми же это наконец! Ты смело и мужественно боролась с невзгодами, смотрела опасности в глаза. Но в жизни случаются вещи, не подвластные нашему разуму…

— Нет! Врачи сказали, что причиной преждевременных родов явился пережитый мною стресс. А разве не я виновна в том, что приняла измену мужа слишком близко к сердцу? Нужно было думать о здоровье будущего ребенка и не переживать из-за подонка. А я позволила себе беситься из ревности, довела себя до нервного расстройства. Так что как ни крути, а в смерти Айрин повинна я одна… И я никогда не смогу себе этого простить, никогда! Разве это не ясно? — Хилари снова горько расплакалась.

— Мне ясно лишь то, дорогая, что ты убиваешься совершенно напрасно, — тихо произнес Генри. — Нельзя корить себя за то, что ты не в силах предотвратить. Не все подвластно смертным на земле…

Он посмотрел на ее печальное лицо и вдруг ощутил страстное желание избить Макса Майлза до полусмерти: ведь этот подлец довел Хилари до глубокой депрессии.

— Не знаю, было ли случившееся с Айрин результатом обиды, нанесенной тебе твоим бывшим супругом, Хилари, но допускаю, что несчастья все равно было не избежать. А что, если такова была судьба этой малютки? Этого нам не дано знать. Мне кажется, что если и следует кого-то винить в ее гибели, то только не тебя. Пожалуй, виноват скорее Макс. И чем скорее ты поймешь, что нельзя запереться в келье на всю жизнь и отказаться от солнечного света, тем лучше. Любая трагедия вынуждает людей делать самые нелепые предположения. Они рассуждают примерно так: мы отпустили ребенка из дому слишком рано, выйди он на десять минут позже, его бы не сбил автобус! И рвут на себе волосы. Так уж устроены все несчастные родители. Или иной печальный случай: ребенок вырос, но погиб от передозировки наркотика. И бедные родители задаются вопросом: а стал бы он наркоманом, если бы поступил в другой университет? Ты меня понимаешь, Хилари?

— Это ты должен меня понять! Я не это хотела сказать! — Вид у нее был подавленный и растерянный.

— Хорошо, другой пример: муж позволил жене сесть за руль автомобиля и отвезти ребенка к стоматологу, потому что ему нужно было заняться другими делами. А они по дороге разбились. Женщина погибла, ребенок остался калекой. Кто, по-твоему, виноват?

— Ах, Генри! — зажмурилась Хилари, осознав, что она зациклилась на своем горе и не желает ничего больше понимать. — Прости меня, я вовсе не хотела…

Она растерялась, не находя нужных слов, чтобы выразить свои чувства. До нее наконец дошло, что он говорит о трагедии своей семьи.

— И, если допустить, что супруг погибшей не любил ее так, как должен был бы любить жену, нетрудно представить, что он может довести себя упреками и самобичеванием до сумасшествия. Я хорошо тебя понимаю, Хилари, я сам пережил трагедию. Мне потребовалось немало времени и сил, чтобы выбраться из пропасти отчаяния. Но я выкарабкался и считаю, что ты тоже сможешь. Для этого тебе нужно для начала выговориться, освободить свое сознание от тяжкого бремени. Ты не должна себя корить и наказывать одиночеством. Теперь у тебя есть я, так кричи же, ори, делай что угодно, только не молчи! Ты меня понимаешь? Я готов терпеливо все выслушивать и сносить в любое время дня и ночи, до конца жизни.

— Я не могу… — прошептала она, обливаясь слезами, — я не могу, Генри!

— Сможешь! Поверь в свои силы!

Он приподнял пальцем ее подбородок, и Хилари поняла, что заблуждалась, полагая, что у него холодные, бесчувственные глаза.

Генри, лаская ее бархатным взглядом, продолжал:

— Ты убеждаешь себя, что не имеешь права быть счастливой, лишаешь себя радостей жизни и возможности рожать, так как внушила себе, что это станет предательством по отношению к Айрин. Ты надела на себя вериги и наложила епитимью за свою мнимую ошибку на всю оставшуюся жизнь. Но ты не виновата в ее смерти, Хилари! Ты абсолютно не виновна в том, что твоя крошка погибла, так и не познав мир! Если бы ты своевременно посоветовалась с врачом или просто излила кому-то из близких свою боль, то уже давно поняла бы все и не страдала так. Но вместо этого ты загнала болезнь в глубь подсознания и взрастила ее. Навязчивая идея вины за смерть ребенка может тебя погубить.

Хилари хотелось поверить, искренне хотелось поверить всему, что она услышала. Но перед глазами у нее стояло личико мертвой дочери. Она безутешно разрыдалась.

Генри подождал, пока она успокоится, вытер своим носовым платком ее заплаканное лицо, после чего тихо, но твердо сказал:

— Хилари, дорогая! Я не могу позволить тебе разрушить и свою, и мою жизни, и жизнь Доминико, разрешив тебе уйти. Ты должна остаться в этом доме. Мы вместе преодолеем все напасти и завоюем счастье!

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

— Нет, это нечестно! — Хилари затрясла головой, и слезы снова ручьями хлынули из ее глаз. — Я слишком напугана, чтобы решиться на такой шаг, Генри! Страх в моей душе мешает мне поверить, что все это реально. Я не в состоянии никому верить, даже самой себе… — В ее бездонных глазах сквозила тоска.

— Тогда я буду верить за нас двоих, до тех пор, пока и ты не поверишь в счастье! — Он вновь нежно поцеловал ее и погладил по голове. — Я никуда тебя не отпущу, Хилари! Ты непременно станешь моей женой, чего бы мне это ни стоило. И мы будем с тобой счастливы, очень счастливы, обещаю!

— Я не могу поверить…

— Чтобы впредь я этого больше не слышал! — строго сказал Генри. — Запрещаю тебе даже думать об этом!

— Я сделаю тебя несчастным, — с дрожью в голосе сказала Хилари.

— Этого не случится, — заверил он. — А если и случится, то несчастье с тобой для меня предпочтительнее счастья с другой.

— Ах, Генри! — Хилари не сдержала улыбку.

— Вот так-то гораздо лучше! — обрадовался он. — Я научу тебя искренне радоваться и улыбаться, наполню твою жизнь смехом и радостью! Ты перестанешь думать и жалеть о прошлом. — Он обнял ее и привлек к себе. — Скажи, что ты выйдешь за меня замуж, Хилари! Скажи мне это, любимая! Я хочу это услышать!

Эмоции захлестнули Хилари. Больше всего на свете в эту минуту ей хотелось прижаться к Генри и расслабиться. Так почему бы это не сделать?

Он поднял своей загорелой рукой ее подбородок, и она вновь увидела его пытливые темные глаза.

— Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты знаешь себя сама! Голос Генри звучал спокойно и уверенно. — Прошу тебя, поверь мне! Ты предназначена мне в жены самим небом и непременно снова станешь счастливой! Из этого совершенно не следует, что ты должна забыть свою маленькую Айрин и перестать ее любить. Она останется с тобой навсегда, в твоем сердце. Никто не отнимет у тебя воспоминаний. Сейчас ты чересчур взволнована и не способна сразу все осознать. Но со временем все уляжется и образуется, это я тебе обещаю.

Она молча слушала его, кусая губы. Он прочел в ее затуманенных глазах неуверенность и боль.

— Ты нужна мне, дорогая! Без тебя я не смогу жить. — Генри нежно обнял ее. — Ты моя волшебница, моя добрая фея. Мне страшно даже представить, что ты покинешь меня и мне придется дальше идти по жизни одному. Ведь я ждал тебя столько лет, сам того не ведая… Скажи, ты любишь меня? Ну ответь же, Хилари!