Тамару Трофимовну. По договору, который составляли, конечно, без меня, за всё несла ответственность, со стороны детского дома, Людмила Семёновна, а Татьяна Степановна была здесь её полномочным представителем. Мне так и не известно, была ли официально я – лично – в штате нашего трудового лагеря. Вот почему я так ждала приезда нашей пионервожатой, к тому же, – моей, хоть и плохонькой, но всё же подруги, а теперь ещё и непосредственной начальницы. Ладно, приедет, и всё устаканится. Ведь уже все главные проблемы выплыли наружу, осталась самая малость – эти полезные знания перевести в «плоскость конкретных дел», как обычно говорит Матрона в таких случаях. Ирочка, наша воспитательница по женскому подотряду, интеллигентная Ирина Дмитриевна, золотая душа и прекрасная мама, не хотела лезть в наши разборки, да и не смогла бы, наверное, в них участвовать – сишком неинтеллигентно они проходили.

Её крохи, очаровательные существа, милые близняшки, также постоянно требовали внимания. Она ещё как-то умудрялась ходить с нами на работу, прихватив своих малышей, хотя мне было бы легче, если бы она этого вовсе не делала – мои девицы вместо работы увлечённо играли с малышами…

К нашим же детям Ирочка относилась, конечно, хорошо, но так, как обычно всегда относились к ним учителя и воспитатели – дети сами по себе, взрослые тоже при своих делах. Встречаются по необходимости. Никакой такой специальной отрядной жизни с постоянными обязанностями, режимом никогда не было. И это нормально.

Главное, чтобы вечером детей было столько же, сколько и утром.

«Самоуправство» до приезда Татьяны Степановны откладавалось.

Ирочка всегда сохраняла ровный тон, в её голосе всегда звучали доброжелательные интонации, она вообще ни на кого не кричала и не оскорбляла грубыми, несправедливыми словами. Я же, рыская весь день по тридцатиградусной жаре, проверяя десяток трудовых участков, кошмарно и необратимо сатанела.

Не найдя девочек, к примеру, на рабочем месте, неслась, как смерч, в деревню и… заставала их… валяющимися, в лучших традициях прошлого, на заправленных постелях. На полу стояли тарелки с котлетами, антрекотами, рыбой и кашей, над ними роем гудели жирные мухи – зм-зм-зм…

– Лиля, почему не у кастелянши? – спрашиваю, уже на взводе, я. Отвечает не сразу.

– Ну, сча….

Лениво поворачивается на другой бок, не удосуживаясь даже поправить задравшуюся юбчонку. Вернулось забытое прошлое…

– Ты ведь должна сейчас помогать сортировать бельё! – кричу я, медленно закипая.

– Должны покойники лежать в гробах, – услужливо поясняет Надюха.

– Да, – подтверждает Кузя. – Мы не ишаки, чтоб задарма работать.

– Как это – задарма? – чуть не падаю от возмущения.

– А что – уже заплатили? – вскакивает с постели Кузя.

– Ага, в долларах, только сообщить забыли, что в банке деньги за сиротский труд лежат.

– Может, в эту. банку наложили?

Кузя паясничает. Ей уже весело. Она берёт консервую банку и с отвращением нюхает её.

– Ну что? – подыгрывает ей Надюха.

– Фуй… Это ж для…

И она с отвращением швыряет банку за окно.

Утробное ржанье.

– Девочки, ну хватит уже… – пытаюсь усовестить их я.

– Нас ждут наши наставники, – делая страшные глаза, говорит Надюха.

Наставниками называли взрослых, штатных сотрудников базы, которые и обучали наших детей своей профессии (возможно, надеясь залучить их в будущем на постоянную работу).

– Девочки, мы не должны подводить людей, они для нас очень много сделали.

– Почему это нельзя подводить? А может, они слепые?

– Га-га-га…

– Ик…

– Ой, извините, она просто объелась…

И опять гогот.

Да, всё это стало нашей повседневностью. И всё же отряд пока продолжал существовать, хоть и работали вполсилы, а некоторые и вовсе отлынивали внаглую, отдыхали теперь тоже вразнобой.

Но попытки хоть как-то возродить коллективную жизнь я всё же не переставала предпринимать. Будучи заядлыми театралами, мы пару раз умудрились выбраться в Сочи, на гастроли какого-то областного театр драмы – попали на спектакли «Всадник без головы» и «Три сестры». Кузя тут же влюбилась в артиста, который исполнял роль Мориса, и замучила меня просьбами пригласить этого актёра к нам на «Огонёк»…

С помощью всемогущей Хозяйки Мориса доставили на базу, а мы, накрыв шикарный стол по поводу июльских новорожденных, ждали его выступления в радостном нетерпении. Но как только Кузя увидела его вне образа, без грима и чернокудрого парика, без широкого затягивающего талию пояса и белой рубахи с большим воротом, энтузиазм её стремительно пошёл на убыль – на плотном теле немолодого уже артиста была облегающая приличный животик жёлтая футболка, а на голове – обширная блестящая лысина. После отъезда артиста я нашла её на скамеечке под платаном. Она курила и не обратила на моё приближение ровно никакого внимания.

Когда я дипломатично спросила:

– Ну, как?

Она вяло зевнула и смешно пропела:

Прошла любовь, завяли помидоры…

А жара, тем временем, всё усиливалась. Днём в тени доходило до сорока.

Переносить такую духоту, да ещё при повышенной влажности, было не под силу даже взрослому, не говоря уже о наших детках-конфетках переходного возраста. Да ещё с отягощенной наследственностью и неустойчивой психикой.

Собирать их на работу становилось всё труднее. Придя на объект, многие удирали при первой же возможности. Как я ни билась, развал отряда шёл устрашающими темпами. И ни сил моих, ни умения уже не хватало, чтобы этот разрушительный процесс хотя бы приостановить.

Теперь я уже понимала – мы попали в ужасную ловушку.

Авантюра, затеянная директрисой, имела один-единственный смысл: создав временный рай для детей (много вкусной еды, лето, море, безделье и взрослые развлечения типа общей дискотеки под луной), несложно будет совратить детей на отказ от нашей системы трудовой коллективной жизни.

Ведь я их каждодневно убеждала, что только упорным трудом, кропотливой работой души и ума, можно будет вырваться из тисков той среды, в которой они обречены существовать – благодаря злостным обстоятельствам и вместе со своими незадачливыми родителями – повторяя и повторяя хождение по ужасному кругу несправедливой судьбы.

А здесь, у моря, всё было по-другому. Вся местная жизнь располагала к безделью, праздности и легкомыслию.

Это был настоящий рай на земле, созданный усилиями всемогущей Хозяйки – на бездонные средства богатого московского завода.

И только одно оставалось за кадром – что этот сказочный рай скоро, через какие-то недели, закончится. И тогда они снова вернутся к прежней детдомовкой жизни – с кражами, прогулами уроков, плохими отметками, драками, лежанием в психушке и прочими прелестями жизни в казённом доме для малолетних изгоев общества…

Как-то ко мне подошёл Огурец и сказал:

– Я тут в библиотеке взял один журнал, могу дать почитать. – А что там? – спросила я напрягаясь, он слишком уж серьёзно смотрел на меня. – Фантастика.

– Хорошо, приноси. О чём это? – спросила я «для поддержания разговора», для чтения журналов и прочего расслабона времени почти не было.

Он сказал как-то странно притушив голос: