— Татьяна… Таня, — выплыл из пустоты чужой голос. Зоя вскинулась, ударившись плечом о потолок землянки. В руке — наган.

— Какая Таня? Кто?

— Не ершись спросонок. Убери пушку-то, — сказал мужчина. — Таня или не Таня — нам все одно. Ухожу я, потолковать надо. Оденься.

Зоя сразу вспомнила все, что случилось с ней. Натянула сапоги, накинула на плечи пальто. Выглянула из землянки — свет резанул по глазам: бело и ярко было в лесу, на ветках снежные нависи, как кружева.

— Стихло, — удовлетворенно произнес мужчина, глубже нахлобучивая шапку. — Там на столе провиант тебе оставил какой есть. А мне пора. Может, ворочусь ночью, а может, и нет. У меня в лесу домов, как у зайца теремов. Ну а ты? Надолго останешься?

— Я тоже пойду, только не сейчас, под вечер.

— Это вернее, — согласился мужчина. — Возле землянки-то не следи. Шагай по оврагу вверх, он прямо на просеку выведет, где встретились.

— Мне бы к речке попасть, к Тарусе.

— Не ближний свет. Поболе двух часов лесного хода ночью тому, кто знает. А тебе все три.

— В какую сторону?

— На северо-восток держи. Как дойдешь до пересечения просек, бери влево и никуда не сворачивай. Да смотри не проскочи с разбегу, речонка такая, что в половодье петух пешком перейдет. А сейчас замело. Лед ногою щупай. До Тарусы не будет речного льда.

— Спасибо, — сказала Зоя, — очень большое вам спасибо за все.

— Начальству-то как доложить о тебе?

— А никак. Встретил, мол, Таню, у нее свое задание… А если надо будет — свяжусь…

— Да, такая уж доля наша, — мужчина чуть приподнял свою шапку. — Ну, бывай! Удачи тебе!

С хорошим настроением вернулась Зоя в землянку. Здесь было сумрачно, лишь узкая полоска света пробивалась через продолговатое стеклышко, вделанное над дверью. Тронула чайник — еще горячий. На столе сахар и кусочек черствого хлеба. Зоя разрезала его надвое: половину в запас.

С удовольствием попила чай. И почувствовала, что ее снова клонит в сон: слишком утомилась и наголодалась она за последние дни. Тронула рукой плечи — косточки выпирают, будто бы не свои. И шея вроде длиннее стала. Или тоньше…

Она снова залезла на нары и лежала в тишине и тепле, мысленно благословляя свое неожиданное пристанище и случайную встречу в лесу. Что было бы с ней без этого партизана?!

Теперь она, можно сказать, знакома с народными мстителями. Запомнит дорогу сюда, к этой землянке, расскажет своим. Только когда, где?

Борис, конечно, возвратился в лагерь, а лагеря ей самой не разыскать. Значит, надо переходить фронт. Добраться до Тарусы, повернуться вправо и идти к Наре. А если повернуть влево, то вскоре доберешься до истоков Тарусы — Зоя хорошо представляла карту этого района. Начинается речка в болотах возле Петрищева. Они с Борисом часть пути проделали вчера как раз по долине речушки. Крайнов, наверно, и назад шел по ней, а Зоя шарахнулась в сторону. Сама виновата. Так она и скажет майору Спрогису или комиссару Дронову, когда вернется Выполнила, дескать, задание, а потом допустила ошибку. Да только выполнила ли?

Зоя даже приподнялась, сон будто ветром сдуло. Вот это штука! Как же она не сообразила раньше? Строения они с Борисом подожгли, это факт. Но в какое время? В самый снегопад, когда ни один самолет в воздух не поднялся. А если и поднялся, то летчик ничего не мог разглядеть. И потом долго еще валил снег, до самого утра, вероятно.

Значит, главного-то они не сделали? Только дома спалили. Чем же гордиться, о чем докладывать?! Хорошо хоть, что для подачи сигналов отведена не одна ночь. Может, сегодня погода будет ясная, и Борис снова… Но почему Борис? У него других забот много. А у Зои одна — выполнить то, что поручено. Она должна снова идти в Петрищево, просто обязана довести начатое до конца. И если Борис вернется туда же — они встретятся, и опять все будет прекрасно!

Приняв решение, Зоя успокоилась. Глотнула теплой воды из носика чайника и поудобней устроилась на нарах. Можно отдыхать часов до четырех, пока наползут сумерки.

А этот верейский партизан не поверил, кажется, что ее зовут Таней. Не очень твердо произнесла имя, хотя вырвалось оно не случайно. Зоя и раньше думала: при необходимости назовет себя так в память о Тане Соломахе, героине гражданской войны. Несколько раз Зоя перечитывала очерк о ней, читала вслух маме и брату. И так ярко представляла себе подвиг мужественной девушки, будто своими глазами видела и пережила все вместе с ней.

Очень много общего у них с Таней. Как и она, Зоя с детства любила книги, столько проштудировала, что и не перечислишь. А самые увлекательные помнила чуть ли не наизусть. Как и Таня, особенно увлекалась рассказами о героях, которые сражались за народ, преодолевая любые трудности. И сама хотела быть такой же. А жизнь текла будничная, обыкновенная.

Вот и у Тани сначала тоже. Училась в гимназии. Потом стала учительницей на Кубани, в казачьей станице… Там, еще до революции, вступила в подпольную организацию большевиков. А когда вспыхнула гражданская война, Таня вступила в красногвардейский отряд вместе с мужчинами. Очень ей было тяжело. Походы, бои. А она не такая уж сильная… Осенью восемнадцатого года свалил ее тиф. Лежала в селе Козьминском. И вот в село ворвались белые. Таню сразу бросили в тюрьму, хоть и больная была. Начали допрашивать, где скрываются товарищи по отряду. А она молчала, терпела пытки.

Однажды вывели ее из тюрьмы. Люди увидели, какая она избитая, вся в синяках, одежда окровавлена. А лицо спокойное и гордое. Конвоиры подталкивали ее, пинали девушку, а она сказала громко, чтобы все слышали: «Можете сколько угодно избивать меня, можете убить меня, но Советы не умерли — Советы живы! Они вернутся!»

Белогвардейцы принялись сечь Таню шомполами, кричали, что заставят просить милости. «И не ждите! — ответила она. — У вас я просить ничего не буду!»

Ее снова отправили в тюрьму. А утром 7 ноября в камеру ворвались пьяные беляки, прикладами выгнали арестованных. Таня сказала от двери: «Прощайте, товарищи! Пусть эта кровь на стенах не пропадет даром. Скоро придут Советы!»

Арестованных повели в степь. Восемнадцать человек. Конники начали рубить их по одному. Блеск шашки, удар, крик. И распростертое тело… На глазах у Тани гибли ее товарищи. Один за другим. Но она не запросила пощады… Ее зарубили последней.

Так было написано в книге «Женщина в гражданской войне». Зоя дословно помнила этот очерк.