вернуться к себе, холодно сказал:
– Нам не пристало обсуждать приказы царя. Позвольте мне откланяться, господа.
И ушел под враждебное молчание.
На следующий день к коменданту целой делегацией явились дамы, – впрочем, этого и следовало ожидать. Лепарский пригласил гостий сесть, они устроились перед ним полукругом, а сам он, как обычно, укрылся в бастионе – за письменным столом. Так мало времени прошло – откуда они узнали? Наверняка ведь подкупили казаков из его эскорта! Но как бы то ни было, переезд уже не секрет для них! И сколько подробностей им уже известно! Сначала дамы разразились критическими замечаниями в адрес места и климата. Они возмущались тем, что – из-за ошибки согласования между разными административными службами – помещения новой тюрьмы стали возводить на низкой болотистой почве, неподалеку от чугунолитейного завода. Но поскольку Лепарский не мог и не хотел обвинять вышестоящих, он принялся утверждать, что страхи дам чересчур преувеличены, что почва там здоровая, воздух сухой и земля плодородна, несмотря на то, что по соседству расположены «несколько маленьких водоемов»… А они, оказывается, еще прослышали об отсутствии окон – и тут тоже были правы, но Лепарский опять стал успокаивать посетительниц:
– Окон нет, это верно, но свет льется в каждую камеру потоком через застекленный верх двери! Сударыни, сударыни, меня поражает ваше недовольство: ведь благодаря монаршей милости вы сможете на новом месте поселиться вместе с мужьями!
– Может, и так! – закричала Полина Анненкова. – Но я не представляю, как растить своих детей в темнице!
– Детей? – переспросил ошарашенный Лепарский. – Почему во множественном числе?
– Да потому, что я жду второго, ваше превосходительство!
Комендант нахмурил брови: эк они торопятся, эти молодые влюбленные дамы! После прошлогодних двух одновременных рождений, разродились еще Мария Волконская и Александрина Давыдова, уже поочередно, правда… Позволить им – так придется открывать при каторге детские ясли…
– Ну и когда ждете? – проворчал он.
Полина Анненкова просияла и шепнула так, словно доверяет тайну лучшей подруге:
– В мае…
– Поздравляю вас, сударыня! Но это все? Или предвидится появление на свет и других малюток?
Лепарский встал и задал этот вопрос, глядя на дам сверху вниз – так он прозвучал внушительнее, а в таких делах требуется сила.
В ответ Екатерина Трубецкая пробормотала, потупив взгляд:
– И у меня… я тоже готовлюсь стать матерью…
Генерал, подавленный, рухнул обратно в кресло. Какое-то время ему понадобилось, чтобы вынырнуть из океана черных мыслей, наконец, он сказал сурово:
– Сударыни, я уже изучил проблему во всех ее аспектах. Нет никаких сомнений в том, что дисциплина, установленная регламентом для мест заключения, не только не предусматривает содержания детей раннего возраста в камерах, но присутствие там детей прямо регламенту противоречит. Нельзя, например, согласиться ни с тем, чтобы матери в целях ухода за младенцем зажигали свет после того, как объявлен час отхода ко сну, ни чтобы они среди ночи отправлялись на кухню подогреть ему воды, ни… да Господь его ведает, что там они еще захотят разогреть!.. ни чтобы вызывали к ребенку врача в неурочное время или… или кормилицу, когда двери заперты на засов и часовым приказано никого не допускать в здание острога!.. Вы меня знаете, сударыни, в этом я ни на йоту не отступлю от своего долга!.. Дам, которые решат поселиться на территории острога с мужьями, придется отделить от их детей!
– Может быть, вы прикажете, чтобы мы топили их, как щенков? – возмутилась Мария Волконская.
Лепарский вздохнул с раздражением и продолжил:
– Вот как я ставлю вопрос: матерям семейства придется построить себе небольшие домики поблизости от тюрьмы и поселить там детей со слугами, которым они могут этих детей доверить. Сами они пусть и станут проводить большую часть времени с мужьями, то есть на территории острога, смогут так часто, как пожелают, навещать своих малюток, давать указания их воспитателям и…
– Короче, – оборвала генерала Мария Волконская, – мы будем непрерывно бегать из тюрьмы в детскую и обратно. Что за абсурд!
– А кроме того, – спросила Александрина Муравьева, – где мы возьмем деньги на строительство этих домиков?
– Это что же, государство намерено дать нам на это средства? – съязвила Полина Анненкова.
– Почему бы и нет! – обрадовалась Екатерина Трубецкая. – Почему? Отличная идея! В конце концов, мы же не просили перевозить нас в Петровский Завод!
Лепарский протянул руку, усыпанную старческой гречкой, и попытался жестом утихомирить дам. Этого оказалось мало, и он заговорил снова:
– Строительство почти ничего вам стоить не будет. Подрядчики, которые возводят основное здание тюрьмы, твердо сказали, что, если вы доверите им работу, они берутся выполнить ее по весьма низким ценам. У них там на месте – и рабочие, и все нужные материалы. Полагаю, сударыни, что, действуя таким образом, вы с толком израсходуете деньги и подготовите себе удобное будущее.
Пока он говорил, Софи обдумывала: а не стоит ли ей тоже построить себе домик? Конечно, она почти все время будет жить в камере, с Николя, но иногда, если Лепарский позволит, и он сможет приходить в этот домик и проводить там хотя бы несколько часов вне этих ужасных стен, в квартире, которую она сделает уютной, обставит так, чтобы ничто не напоминало мужу о том, что он осужденный… изгой… И вот там-то, она уверена, они будут счастливы, как в медовый месяц… Ей не терпелось начать вить гнездышко, создавать уют из ничего – при помощи нескольких дощечек, кусочка красивой ткани, горсточки пуха, полевых цветочков в вазе… Впрочем… впрочем, ведь еще и Никита приедет, об этом тоже нельзя забывать! Что ж, они устроят его на чердаке, и он будет сторожить дом в отсутствие хозяев. Все так замечательно, с такой сверхъестественной простотой складывалось в ее мечтах, как бывает только во сне, когда спящий пальцем сдвигает гору. Раздался шум – стали отодвигать кресла, это вернуло Софи из мира грез в кабинет коменданта. Искоса взглянув на подруг, она поняла, что дамы только стараются выглядеть недовольными, а на самом деле рады тому, как все может хорошо устроиться. Если бы правила чести не обязывали жен декабристов постоянно противоречить властям и жаловаться на них, пожалуй, все они сошлись бы на том, что просто тают от предложения Лепарского: вот какое счастье-то выпало! Генерал тем временем проводил гостий до двери, поклонился и попросил:
– Известите меня, когда примете решение, сударыни! И не нужно терять времени, если вы имеете намерение строиться.
Софи вышла вслед за остальными, но в прихожей ее нагнал какой-то солдат:
– Это вы изволите быть госпожа Озарёва?
– Да, я.
– Его превосходительство просит вас вернуться.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас, сударыня.
Она вернулась в кабинет, и ей показалось, что эта большая комната с пустыми, расставленными полукругом креслами напоминает зрительный зал после спектакля. Лепарский предложил ей сесть, сам же остался стоять и приступил к объяснениям, совершенно очевидно, дававшимся ему с большим трудом:
– Извините меня, сударыня, что вынужден был попросить вас вернуться. Просто голова кругом идет от всех этих разговоров о переезде, и я почти забыл, что есть для вас новости. Во время инспекционной поездки я побывал в Иркутске и видел Цейдлера. Следствие по делу об исчезновении вашего крепостного человека закончено. И оно завершилось печальным выводом…
Он помолчал, глядя Софи прямо в глаза, и добавил:
– Похоже, нет оснований сомневаться в том, что ваш слуга мертв, мадам.
В мозгу Софи образовалась жуткая пустота. Мыслей не осталось. Мир вокруг потерял краски. Едва шевеля губами, она прошептала:
– Мертв?.. Нет!.. Скажите, что это неправда!
– Увы, правда, сударыня… Да-да, есть довольно сильные основания полагать, что…