наконец, сообразил Петров и едва слышно застонал.
Браслеты резали запястья, сзади давил шею мент.
Сквозь пелену набежавших на глаза слез боли Петров увидел, что задом к ним уже подали фургон «скорой помощи», дверцы которого уже распахнуты настежь. Через несколько секунд Петрова, оглушенного, раздавленного происшедшим, втолкнули в темное нутро машины. Поперек кузова три ряда сидений. Петрова посадили на среднее сиденье, справа и слева оперативники сдавили его плечами.
Тот человек, что сел сзади, несколько раз толкнул Петрова открытой ладонью в затылок. Заставил пригнуть голову к коленям, чтобы тот не смог видеть лиц оперативников и угадать, куда же его повезут.
– Ослабьте браслеты, – попросил Петров и чуть приподнял голову. – Пожалуйста. Руки давит. Не могу.
– Сейчас, браток, потерпи, – сказал оперативник, сидевший на заднем сидении.
Оперативник привстал, отвел руку назад и пару раз вмазал Петрову кулаком в затылок.
– Это тебе за суку. И за тварь.
Все засмеялись. Петров закрыл глаза и до боли сжал зубы.
Прага, район Градчаны. 14 октября.
Ресторан «Новый свет» оказался чистеньким заведением с колоннами, большой круглой эстрадой прямо посередине зала. На эстраду только что выкатили белый концертный рояль, вышел пианист в белом смокинге. Сев к инструменту, он стал лениво перебирать клавиши, наигрывая какую-то мелодию. Под потолком, расписанным толстыми ангелочками и розовыми нимфами, висела огромная хрустальная люстра, которой самое место где-нибудь в оперном театре или музее национального мастерства.
Под синим пальто Каролины оказался весьма скромный недорогой костюмчик мышиного цвета, и Колчин, увидев себя и свою спутницу в зеркале, решил, что они смахивают на супружескую пару, верную и дружную. Заняли столик возле эстрады, заказали аперитив. Колчин спросил официанта, можно ли увидеть Ригера. Оказалось, что метрдотель начинает свою смену через сорок минут.
– Он к вам подойдет, – пообещал официант и удалился.
Каролина достала из сумочки пачку сигарет и прикурила так быстро, что Колчин не успел поднести зажигалку. При ближайшем рассмотрении женщина оказалась куда симпатичнее, чем показалась с первого взгляда. А может, Каролина просто отогрелась после улицы, и на ее лицо вернулись краски жизни.
– Ты разведен? – Каролина посмотрела на пальцы своего кавалера.
– Ну, естественно, разведен, – чуть не обиделся Колчин. – Могла бы даже и не спрашивать. Все женщины со мной разводятся. Потому что по их понятиям я слишком много пью и вообще не тем занимаюсь.
– А чем ты чем занимаешься? – спросила Каролина.
– Я-то? – тупо переспросил Колчин, будто за столиком был кто-то третий. Он задумчиво посмотрел на люстру, придумывая ответ. – Я писатель. Пишу роман об одном человеке. Большой такой роман. Очень толстый. Короче, это долго рассказывать, но фамилия моего героя – Живаго.
– А он случайно не доктор?
– Доктор, – кивнул Колчин. – А ты откуда знаешь?
– Потому что я романы не пишу, а читаю, – Каролина погасила сигарету в пепельнице. – В таком случае, твоя фамилия наверняка Пастернак. Точно?
– Черт побери, ты опять угадала.
Официант подошел, составил с подноса на стол два высоких стакана с анисовым аперитивом. Наклонившись к уху Колчина, прошептал, что метрдотель пришел, переодевается и сейчас подойдет к столику. Колчин поблагодарил официанта за любезность. Тем временем на эстраду забрался почтенных лет мужчина в полосатом пиджаке. В руках мужчина бережно, как младенца, держал блестящий саксофон. За музыкантом на эстраду залезла худая певица в полупрозрачном платье телесного цвета на длинных бретельках. Платье открывало все прелести и недостатки женской фигуры.
Колчин кивнул на певицу.
– Ночная рубашка моей бывшей жены выглядит в сто раз приличнее, чем ее платье, – сказал он. – Даже в двести.
– А мне платье нравится, – возразила Каролина.
Колчин хотел что-то ответить, но саксофонист носовым платком тщательно протер мундштук и, припав к нему губами, выдул из инструмента сладкие, ни на что не похожие звуки. Певица взяла микрофон и замычала в такт мелодии.
Каролина через соломинку сосала аперитив, но музыку не слушала, а разглядывала расписной потолок ресторана. Видимо, ей хотелось продолжить неожиданно прерванный содержательный разговор о платье певицы. В зале появлялись барышни в еще более откровенных платьях. Колчин провожал женщин долгими пристальными взглядами.
– Если здесь будут ходить такие цацы, то я решу, что обедаю в женской бане, – сказал он.
Каролина рассмеялась. В эту минуту к столику подошел низкорослый мужчина в малиновом двубортном пиджаке с блестящими пуговицами, наклонился к Колчину.
– Это вы меня спрашивали? Я Ригер, метрдотель.
– Очень приятно, – Колчин заглянул в глаза метрдотеля, плутовские, бегающие по сторонам, будто Ригер хотел охватить взглядом сразу все пространство зала, все предметы и всех людей.
– Мне рекомендовал обратиться к вам Пытлек из «Рио Гранде». Сказал, что вы можете мне помочь. Я готов заплатить приличные деньги.