пастору Фюрстенау и сказала ему: „Якоб, Провидения не существует. Бог нас оставил“. А Якоб только покачал головой, ибо он знал, скольких детей я потеряла. Потом ответил: „Если ты повторишь это немного громче, тебя сожгут на площади“. И тогда меня обуял гнев. Я возвратилась домой, опустилась на колени перед образом Божиим и сказала: „Господи, у меня осталась одна дочь. Если я потеряю ее, я больше не буду верить, что Ты добр и милосерден“.

«И твою дочь увели поляки…» – сказал Бальтазар.

«Через неделю после этого! Но твой отец, этот примерный христианин, решил, что все произошло вполне естественно… Ты ее нам дал, Ты ее и забрал! А теперь слушай меня внимательно, Бальтазар. Я не умерла от лихорадки, как об этом было объявлено. Твой отец извлек мой труп из пруда в Ландескроне».

Юноша перекрестился и поднес к губам кончик большого пальца, потом пробормотал:

«Значит, вы из ада сюда пришли…»

Она улыбнулась, и Бальтазар сразу понял, что ошибается.

«Все мои дети собрались там. И когда я падала, они меня подхватили и унесли на Небо, а когда ангелы стали возражать, они им сказали: „А вам приходилось быть матерью? А вы теряли когда-нибудь ребенка? Тогда пропустите нас!“ И таким образом, я попала в обитель блаженных, не на очень высокую ступень, но с меня достаточно».

«Значит, ваши дети умерли, чтобы вас спасти?… Не так ли?»

«Может быть, так, а может быть, и не так. Не надо мне этой ясности, она меня слепит. Но и ты, сын Иоганна Сигизмунда и Гертруды, не пытайся это понять… Ведь ты хорошо знаешь, что если бы мои дети не умерли, я бы не бросилась в пруд, а следовательно, и не нужно было бы меня спасать!»

Чувство глубокого отчаяния охватило Бальтазара. Это было так, будто он внезапно очутился на краю пропасти, и мрак бездны медленно, но неотвратимо начал его засасывать. Никогда еще не чувствовал он себя таким беззащитным, как в эти минуты. Бог казался ему таким далеким, таким непостижимым, что его обезумевший дух отчаянно метался, ища точку опоры и везде чувствуя себя уязвимым. Он видел себя на корабле, потерявшим штурвал, посреди бури, каждая волна которой могла б накрыть всю землю целиком. Его зовущий на помощь крик терялся в грохоте этих волн.

И тогда, из глубины черных вод, с мокрыми волосами, прилипшими к вискам, вынырнула последняя дочь Иоганна Сигизмунда и Валентины, та, которую звали Эльзбетой. Она сказала:

«Когда пришли солдаты, я спряталась в саду. Они долго меня искали, а когда наконец нашли… о, я бы предпочла умереть, чем претерпеть то, что они со мной сделали. А теперь слушайте во все уши, вы, люди, верующие в Бога: вот уже семнадцать лет как в одной из тюрем я служу игрушкой в руках необузданной солдатни!»

«Замолчи! – воскликнула Валентина, шатаясь. Потом, взяв себя в руки, спросила: – Но скажи мне, умоляю тебя, ты жива или умерла?»

Голос из темноты прошелестел:

«А что такое жизнь? А что такое смерть?»

Валентина заплакала.

«Эльзбета, – воскликнул Бальтазар, – где ты? В каком городе? В какой тюрьме? Мы придем и тебя освободим…»

Ему ответил безумный смех.

«Нигде! Меня доставили в это место, когда я была без сознания, очень давно… Не будете же вы брать в осаду все тюрьмы Польши?»

Черные воды бесшумно сомкнулись над ней. Валентина протянула руки к дочери, которая от нее удалялась, потом упала на колени. Бальтазар, с бьющимся сердцем, с пересохшими губами, снова почувствовал головокружение. И внезапно прекратил сопротивляться. Его тело зависло над черной бездной.

– Маленький брат… – это был голос матери, она его звала.

Он открыл глаза. Фридрих Каммершульце сидел возле кровати. Увидев, что Бальтазар проснулся, он наклонился к нему.

– Ох, как же ты нас напугал! – воскликнула мать. – Какой бред! Ты, верно, наелся слив или выпил слишком много пива в компании братьев?

– Оставьте нас, – сказал Каммершульце.

И когда они остались одни, спросил:

– Это было падение в бездну, не так ли?

Юноша кивнул головой.

– Ты не беспокойся, – сказал алхимик. – Так надо было.

– Но где прячется Бог, когда происходят такие страшные вещи? – спросил Бальтазар.

– В этих же страшных вещах, – отвечал Каммершульце.

Наш друг потихоньку возвращался к жизни. Он выпил воды и начал рассказывать:

– Я видел Валентину, первую жену отца. Она мне призналась, что бросилась в пруд, в Ландескроне. А ее дочь Эльзбета все это время находилась в руках солдат… О, это был настоящий кошмар и какой ужасный!

Алхимик успокоил юношу, взяв его ладони в свои, потом сказал:

– Ты не бредил.