После того, как Израиль объявил независимость, жизнь евреев в арабских странах существенно осложнилась – и они начали перебираться в свое государство-убежище. Добираться по суше было крайне сложно. Поскольку между Израилем и арабскими государствами не было дипломатических отношений, возникла необходимость добыть самолеты для транспортировки репатриантов в какой-то нейтральной стране. Один из сотрудников израильской торговой миссии в Нью-Йорке подружился с кубинским предпринимателем Нарцисо Отеро-Росельо, имевшим лицензию пилота. Кубинский бизнесмен стал президентом новой авиакомпании «Aerea de Cuba». Компания открыла офисы в Гаване и в Никосии на Кипре.
Кубинские пилоты, доставлявшие репатриантов в Израиль, до сих пор помнят песчаные и пыльные бури, буквально «душившие» моторы их самолетов в Ираке, тайные посадки на пустынных взлетно-посадочных полосах в Омане при длительных перелетах из Индии в Израиль, вынужденные посадки и аварии. В начале 1953 г., когда специальная миссия была завершена, пилоты вернулись на Кубу.
В Законе о возвращении воплотился высший принцип сионистского движения – смысл существования еврейского государства. И израильтяне принялись за дело. По всей стране росли малопривлекательные палаточные городки, которые превращались в скопления столь же неказистых, но более прочных асбестовых и жестяных домиков. Возникали передвижные школы и поликлиники. Всему нужно было уделять равное внимание, и ничем нельзя было пренебрегать. Жизненный уровень населения резко снизился: тем, чего в 1948 г. хватало на одну семью, в 1951-м пришлось довольствоваться уже трем семьям. Мировое еврейство очень много жертвовало в пользу Израиля, но даже самый щедрый жертвователь не знал, что такое скудный паек по карточкам, невыносимая перенаселенность и столкновения между старожилами и новыми репатриантами, зачастую ничего или почти ничего не знавшими об истории и устремлениях ранних поселенцев.
М. Осоргин писал в 1925 г. в связи с проблемами, возникавшими в среде русской эмиграции:
«Еврей акклиматизируется легче… – его счастье! Зависти не испытываю, готов за него радоваться. С тою же готовностью уступаю ему честь и место в разных зарубежных общественных начинаниях и организациях… Но есть одна область, где “еврейское засилье” решительно бьет меня по сердцу: область благотворительности. Я не знаю, у кого больше денег и бриллиантов: у богатых евреев или у богатых русских. Но я совершенно точно знаю, что все большие благотворительные организации в Париже и в Берлине лишь потому могут помогать нуждающимся русским эмигрантам, что собирают нужные суммы среди отзывчивого еврейства. Опыт устройства вечеров, концертов, писательских чтений достаточно доказал, что обращаться к богатым русским – бесполезная и унизительная трата времени…»
Прибавлю, что, по моему мнению, национально чувствительному еврею может часто мерещиться оттенок антисемитизма там, где в действительности присутствует лишь национальная чувствительность славянина.
Слова Осоргина приводит А. Солженицын во втором томе своего труда «Двести лет вместе». Видно, что и ему эта тема была ой как не безразлична…
В первые годы после Войны за независимость по всему Израилю выросло множество новых поселений. Так же, как и до 1948 г., освоение и заселение земель было не просто делом статистики (хотя и сама статистика производила достаточно внушительное впечатление), но еще и долгом и правом еврейского народа. Евреи теперь составляли большинство в стране; они создали значительный промышленный, сельскохозяйственный и торговый потенциал и начали широко использовать все имевшиеся природные ресурсы.
Но не было мира на еврейской земле.
Несмотря на печальный опыт общения с арабами, не желавшими вести переговоры, пишет Пол Джонсон, израильтяне попытались добиться соглашения о постоянных границах на базе линии перемирия 1949 г. За это пришлось бы расплачиваться землей, однако они были готовы пойти на это, если бы взамен Израиль получил «окончательное урегулирование». Но такая сделка даже не обсуждалась. Арабы отказывались от контактов с израильтянами. Различные переговоры, проводившиеся через согласительную комиссию ООН по Палестине, позволили понять, что арабы настаивали на уходе Израиля за линию разграничения 1947 г. (которую они, кстати, никогда не принимали и не признавали).
«Израиль в первые годы своего существования, – подхватывает нашу перекличку свидетелей Игаль Алон, – казалось, мало что мог сделать, чтобы положить конец нарушениям соглашений о перемирии».
Перемирие Израиль рассматривал как прелюдию к миру, а арабы считали его не более чем прекращением огня (либо прелюдией к войне, когда им это окажется удобным). Более того, арабские государства не желали придерживаться условий различных соглашений о перемирии. Последние использовались лишь как ширма, прикрываясь которой можно было бы устраивать налеты федаинов и другие акции террора против граждан Израиля, а также всяческие бойкоты и блокады, направленные на подрыв его экономики. Для арабов перемирие было продолжением войны другими средствами. Израиль вел постоянную, а временами просто отчаянную борьбу за существование. Перемирие оказалось бесполезным. За первые семь лет свыше 1300 израильтян были убиты во время арабских налетов. Фактически Израиль так и находится в состоянии войны с большинством своих арабских соседей с ноября 1947 г. и до сего дня…
Пол Джонсон считает, что такое положение привело к фундаментальной переоценке природы сионистского государства. Светские первопроходцы-евреи видели в нем некую пацифистскую и коллективистскую утопию. Религиозные пионеры мечтали о теократии. Но и те, и другие вынуждены были прежде всего направить свою энергию на обеспечение безопасности государства. В каком-то смысле эта трансформация была естественной. Поселенцам постоянно приходилось ставить вокруг своих жилищ ограждения для защиты от арабских убийц и грабителей. В период между войнами эта система обороны становилась все более сложной и профессиональной.
С 1949 г. начался процесс медленного, неохотного, но неуклонного превращения безопасности в приоритетную задачу всего государства. Израильтянам пришлось не только изобретать средства внутренней безопасности, которые можно было бы противопоставить растущей изощренности арабского терроризма; им также приходилось готовить свои вооруженные силы к отражению одновременного нападения всех арабских стран. Эти задачи определяли бюджет нового государства и приоритеты в его международных отношениях.
Альдо Бакис в статье, опубликованной в газете «Ла Стампа», пишет, как в начале 1950-х гг. группа израильских агентов Шин-Бет (Службы безопасности) ассимилировалась среди палестинского населения по воле Давида Бен-Гуриона. Ребята направлялись в бессрочную командировку. Они должны были позабыть о том, что они евреи, вычеркнуть из жизни семьи, в которых выросли, отказаться от еды и от традиций, которым следовали в прошлом. Во имя любви к своей родине в новой жизни они должны были не только говорить и молиться на арабском, но и мечтать на арабском. Потому что им было приказано стать «дремлющими агентами» на палестинских территориях, внутри Израиля, и ждать, что «рано или поздно они могут оказаться полезными родине. Необходимость для Израиля иметь агентов в арабских кругах стала очевидной уже на следующий день после завершения Войны за независимость. Бен-Гурион опасался, что арабские армии нанесут внезапный удар и сумеют взять под контроль зоны, в которых живет арабское население в Галилее, в центре страны и в пустыне Негев. Отсюда и необходимость иметь в этих районах людей, способных поставлять информацию в режиме реального времени».
Задание по подготовке агентов в 1952 г. было дано асу тайной войны Шмуэлю Мория. Недостатка в кандидатах не было: в то время из арабских стран репатриировалось много молодых евреев, прекрасно владевших арабским языком. Над ними надо было лишь немного поработать, чтобы создать новый имидж. Вторым этапом их внедрения в палестинское общество было создание семей с палестинскими женщинами. В оперативном плане удалось добиться полного успеха: израильтян уже невозможно было отличить от палестинцев.
Но с течением времени появлялось все больше сложностей: информация, поступавшая от «дремлющих агентов», была не слишком интересной. Сами агенты страдали от мысли о том, что их мечты, с которыми они ехали в Израиль, не осуществились, поскольку их дети росли как настоящие палестинцы. В середине шестидесятых Шин-Бет была вынуждена признать, что проект зашел в тупик. Семьи одну за другой стали отзывать в Израиль, где арабским женам рассказывали об обмане. Естественно, были сцены отчаяния, ненависти, были кризисы в семейных отношениях. «Дремлющие агенты», стремившиеся вернуться в Израиль, не хотели разрывать отношения со своими семьями. Последствия этого «лабораторного опыта»
