Но не Алон, а Рабин командовал на линии огня, не от Алона, а от Рабина зависело будущее Бен- Гуриона. Кстати, что касается Рабина, это был второй (и последний) случай, когда он командовал войсками.

Когда «Альталена» шла от Кфар-Виткин в Тель-Авив, Хеман Шамир, один из высших офицеров ВВС, обратился к пилоту Вильяму Лихтману, добровольцу из США:

– Нельзя допустить, чтобы корабль бросил якорь. Эцель задумал спектакль, чтобы доказать свою силу.

– Я не могу участвовать в вашей политике, – ответил Лихтман. – Я приехал сюда, чтобы драться с арабами. Это то, что я знаю, и это то, что меня интересует.

– Это приказ! Солдат должен выполнять приказ и не интересоваться политикой.

– Есть ли евреи на корабле?

– Разумеется! Это важно для тебя?

– Да… По случайности я сам еврей. Я знаю, что для вас здесь это не очень важно. Может, вы сами вообще не евреи! Вы можете забрать ваши сраные приказы и проглотить их! Сволочи! Вы думаете, что я приехал сюда убивать евреев?! Если один из моих летчиков согласится, – сказал Лихтман (он командовал эскадрильей), – я всажу ему пулю в глотку. Это будет лучшее, что я сделаю в своей жизни.

Шамир обратился еще к нескольким летчикам. Ответы были такими же.

Ядин получил приказ установить артиллерийскую батарею.

В четыре часа поступил приказ открыть огонь.

В пять началась бомбардировка.

Вскоре снаряд попал в «Альталену». Через несколько минут начался пожар. Корабль, начиненный боеприпасами, был обречен.

Даже Рабин написал в своей книге (1979 г.): «Это была бомбардировка с целью поражения, а не для запугивания, как пытались изобразить дело потом».

Рабин командовал силами Пальмаха на берегу. Когда пальмахники услыхали крики «Бегин на борту!», на корабль обрушился огонь из всех стволов.

Йона Фаргер вспоминает: «Они охотились за людьми, которые были уже в воде. Вмешательство было бесполезно. Я собрал добровольцев и хотел спуститься на берег помочь раненым, но Пальмах не дал. Стреляли по нам».

Доктор Шалом Вайс писал, что видел белый флаг на «Альталене» и людей, прыгающих в воду, – «и все же огонь не прекратился, ружейный и пулеметный огонь по живым целям».

Пока на берегу и в воде разворачивалась трагедия, в кабинете Бен-Гуриона мэры четырех городов (Тель-Авива, Рамат-Гана, Нетании и Петах-Тиквы) выражали тревогу в связи с возможной реак-цией населения. Они просили: «Дай приказ прекратить огонь. Они же наши дети!»

– Я понимаю ваши чувства, но не могу дать приказ без разрешения правительства, – ответил Бен- Гурион.

Вечером Бен-Гурион записал в дневнике: «День Эцеля. То, что должно было случиться, случилось, в конце концов».

Коллективная интуиция, заканчивает рассказ о том дне Ури Мильштейн, определяет трагедию «Альталены» как кардинальную точку истории страны. Обе стороны вели борьбу за голоса, за политическое влияние, реализуемое на первых и во многом определяющих выборах. Разница была в методах борьбы. Эцель хотел поднять свой авторитет, привезя оружие для Цахаля. Бен-Гурион охранял свой авторитет, уничтожая оружие, привезенное Эцелем. «Левые» обвиняют «правых» в попытке мятежа. «Правые» обвиняют «левых» в готовности поставить партийные интересы выше интересов государства, даже если речь идет о войне… Бен-Гурион добился своего, но цена победы была ужасна. Речь идет даже не об упущенных победах и территориях, которые можно было бы присоединить (хотя это имеет первостепенное значение). Диктатура Бен-Гуриона привела к возникновению в стране атмосферы интеллектуального застоя и устойчивой мифологии, при которой свободная мысль подвергалась гонениям. Таков был неизбежный политический результат «Альталены».

В кругах кабалистов Иерусалима говорят, что дух одного из убитых «Альталены» вернулся в этот мир, чтобы отомстить Рабину. Есть легенда, что пуля, которой был убит Рабин, отлита из снаряда, подорвавшего «Альталену»…

Но вернемся к 1948 году.

Срок перемирия с арабами истекал.

«С 15 мая 1948 г. арабская печать трубила о победах арабов в Эрец-Исраэль, – пишет взыскательный историк Владимир Фромер, которому я передаю слово. – В Совете Безопасности ООН лишь жалостливые американцы требовали немедленного принятия резолюции о прекращении огня, чтобы спасти евреев. Но представитель Великобритании сэр Александр Каддоган был против. Арабы побеждали. Евреи получали по заслугам. К чему же торопиться? Рафинированный английский джентльмен лишь морщился, когда ему говорили об этих “несчастных евреях”: сами, мол, виноваты».

Отвлекусь, хочу рассказать об одном случае. Корреспондент телеканала из Газы «Аль-Акса ТВ» взял интервью у арабской старухи, принявшей участие в марше у израильско-иорданской границы 13 мая 2011 г., в день так называемой «накбы»:

– Кто вы?

– Я из Аль-Халиля (Хеврона). Из семьи Джабер.

– Сколько вам лет?

– Девяносто два.

– И вы помните день пятнадцатого мая сорок восьмого года, день «накбы»?

– Как же не помнить? Аллах захочет, и мы похороним Израиль и перебьем всех евреев своими руками, как перебили их когда-то в Аль-Халиле! Я жила при британцах, и я помню, как убивали евреев в Аль- Халиле. Мы тогда их истребили. Мой отец их лично убивал и принес домой кое-какие вещички…

Комментарии излишни…

Но постепенно сквозь дымовую завесу арабской пропаганды стали проступать контуры подлинного положения вещей. Тут уж Каддоган заторопился. Надо было бросить арабам спасательный круг. По предложению английского представителя Совет Безопасности призвал 29 мая воюющие стороны заключить перемирие сроком на месяц. Арабы дали свое согласие лишь 13 дней спустя, когда их армии оказались на грани полного истощения.

Согласие о прекращении огня вступило в силу 11 июня. Совет Безопасности решил также направить в зону конфликта графа Фольке Бернадота в качестве посредника.

Посредника, отмечает Фромер, с весьма ограниченными полномочиями. Бернадот – член шведского королевского дома – спас в конце Второй мировой войны около десяти тысяч евреев от уготованной им нацистами участи. Он был человеком серьезным, обстоятельным, но не обладавшим ни широтой кругозора, ни твердостью характера.

Прекращение военных действий позволило обеим сторонам перевести дыхание и заново осмыслить сложившуюся ситуацию. И в еврейских, и в арабских штабах шла напряженная работа. Подводились предварительные итоги, обсуждались перспективы на будущее. Арабское командование понимало, что гордиться ему особенно нечем. План захвата Тель-Авива, Хайфы и разгрома евреев за две недели провалился.

Легион Глабба завяз в Иерусалиме, понеся невосполнимые потери. Продвижение египетских войск было остановлено у Ашдода. Иракцы, поначалу добившиеся успеха в Дженине, потеряли в последующих боях столько бойцов, что боялись сдвинуться с места.

Ливанцы вообще ничего не добились.

Лишь сирийцам удалось захватить небольшой плацдарм на израильской территории.

Но и у еврейского руководства не было оснований для радости. Правда, вражеские армии были остановлены. Но египтяне контролировали большую часть Негева. Иракские войска – хоть и сильно потрепанные – находились всего в шестнадцати километрах от средиземноморского побережья. Угроза еврейскому Иерусалиму не миновала. Сирийцы, окопавшиеся на западном берегу Иордана, угрожали всей Восточной Галилее.