Посмотри, какие джинсы мне прислала мама. Великолепно. Правда? Особенно задние карманы.

Челси даже не взглянула на обнову подружки. Карен, перестав улыбаться, с недоумением посмотрела на нее.

– Что случилось?

Челси молча села на кровать и жестом пригласила Карен сесть напротив. Так повелось еще со школьных времен – с этого у них начинались все серьезные разговоры. Девчонками подружки любили посекретничать друг с другом. Теперь же подобные откровения, точнее подготовка к ним, считались дурным знаком. Карен с беспокойством смотрела на Челси.

– Ты выглядишь ужасно. Неприятности с экзаменами?

– Нет, это не из-за учебы.

– О Господи! – Карен не на шутку испугалась. – Что случилось?

– Я ездила к доктору.

– Зачем? Разве ты заболела? – недоумевала Карен.

– Если бы ты не уходила на занятия до того, как я просыпаюсь, то наверняка бы заметила, что по утрам мне не очень хорошо, – с трудом произнесла Челси.

– Каждое утро? – Карен засмеялась. – Ты говоришь как беременная! Смешно, никогда бы не… – увидев, что Челси готова разрыдаться, она осеклась на полуслове. – Нет! Это невозможно! Скажи мне, что это неправда!

– Увы, подружка, рада бы солгать, но… – Челси беспомощно развела руками.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Карен снова смогла говорить. Ее голос был едва слышен:

– От кого ребенок?

Челси отвернулась и, сглотнув подступивший к горлу комок, сказала:

– От Райна.

Наступила гнетущая тишина. Наконец Карен произнесла напряженным голосом:

– Я не знала, что вы настолько близки.

– Мы не близки. – Челси взяла подругу за руку. – Поверь, это было только однажды. И все. Клянусь.

Карен во все глаза смотрела на Челси, словно та была незнакомкой. Казалось, она не замечает дружеского рукопожатия. Челси отдернула руку и отвернулась, не вы держав взгляда Карен.

– Это было тем вечером, когда мы поехали на озеро. Ты осталась готовиться к экзамену по английской литературе. Помнишь? Я приехала домой поздно и, мягко говоря, навеселе. Ты еще тогда сказала…

– Я помню, – перебила подругу Карен. Она пыталась держать себя в руках, но ей это плохо удавалось: слишком сильным было потрясение от услышанного.

– Ты… понимаешь… мы там не только выпили. – Челси вскочила и заметалась по комнате, пытаясь унять волнение. – Я не сказала тебе, потому что боялась твоего осуждения. Кто же мог предположить такую развязку?!..

– Не могу поверить, что Райн способен на такое, – с дрожью в голосе проговорила Карен.

– Ну, какое «такое»?! Он ведь не монах. Мы просто выпили лишнего. Вот и все.

– Со мной такого не произошло бы. – Карен почти плакала. – Я никогда не теряю голову до такой степени.

Словно не слыша подругу, Челси продолжала ходить взад и вперед. Карен же вдруг успокоилась.

– Он женится на тебе, – решительно заговорила она. – Райн не бросит тебя в трудную минуту.

Челси остановилась как вкопанная.

– Вот именно. Но я не хочу выходить замуж.

От неожиданности Карен чуть было не потеряла дара речи.

– Не хочешь? – с трудом поборов свое изумление, переспросила она. – Но… Но как ты собираешься воспитывать ребенка? Райн не позволит…

– Ты что, не понимаешь? – перебила подругу Челси. – Райн слишком дорог мне, я не могу так с ним поступить. – Она глубоко вдохнула. – Ребенка не будет.

Карен вскочила с кровати. Ее лицо выражало страх и недоверие.

– Что ты говоришь? – воскликнула она. – И слышать об этом не хочу!

– Тебе придется. – Челси пристально посмотрела на Карен. – Ты должна мне помочь. Если бы я могла обойтись без тебя, я бы так и сделала.

– Неужели ты думаешь, что Райн позволит сделать тебе аборт?

– А зачем ему знать? Второго такого разговора я не переживу – с меня довольно и наших объяснений с тобой. Если бы ты знала, чего мне стоило рассказать тебе всю правду?!

– Было бы лучше подумать о последствиях несколько раньше, – холодно заметила Карен.

– Послушай, не надо так. Хочешь знать, почему я решила избавиться от ребенка? Мы обе любим Райна, и он любит нас. Мы знаем это давно; нам, во всяком случае, до сегодняшнего дня такое положение нравилось. А что будет, если я скажу Райну о ребенке? Как честный человек, он сделает мне предложение, и нашей чудесной дружбе – конец. Скажешь, я не права?