– Почему я должен тебе верить?

Их взгляды встретились.

– Мне одиноко, Райн. Если я поеду в Париж, то совершу глупость. Я знаю это, но допускаю, что могу и поехать.

– Почему?

– Ты когда-нибудь был одинок?

– Часто. Но у меня никогда не возникало желания уехать и жить с Жан-Полем.

Она улыбнулась:

– У меня тоже. Он ударил меня. Это было один раз, но мне хватило. Я тут же отправилась в аэропорт.

– Я помню синяк на твоей щеке и не понимаю, почему у тебя возникает желание вернуться к человеку, который пусть даже однажды так поступил с тобой? Не понимаю и никогда не пойму!

– Но ведь были и хорошие моменты… Возможно, я сама спровоцировала его.

– Карен много раз выводила меня из себя, но я ни разу не ударил ее.

– Я знаю, но ты единственный… – почти шепотом сказала Челси.

– Не возвращайся к нему. – Райн нежно обнял ее за плечи. – Ты заслуживаешь большего.

Она не ответила.

Он наклонился и поцеловал ее.

Ее губы задрожали и раскрылись в страстном поцелуе. Господи, как давно это было!.. Как они жили друг без друга так много лет?..

Поцелуй, казалось, длился вечность. Они стояли, обнявшись, и молчали. Это были поистине райские мгновения.

– Что мы будем делать? – тихо спросил Райн.

– В Париж я не полечу.

– Я не имею права просить тебя остаться.

– А меня не надо просить. – Челси грустно улыбнулась. – Что мы будем делать?

– Я не знаю. Но одно я знаю точно. Может, это и плохо, держать тебя в своих объятиях, но больший грех для меня оставаться с Карен. Невозможно всю жизнь расплачиваться за ошибки молодости.

– Я не прошу тебя бросить ее.

– Карен здесь ни при чем. Меня держит только Эшли.

– Тогда ты не можешь уйти.

– Эшли почти уже выросла. Очень скоро она навсегда выпорхнет из родительского гнездышка.

Челси ласково улыбнулась:

– Не будем пока ничего загадывать. Хорошо уже то, что после сегодняшнего вечера нас перестанет пугать одиночество.

– Господи, как я счастлив, – еще крепче прижимая к себе Челси, прошептал Райн.

Это было делом чести для Карен содержать дом в идеальном порядке, особенно перед приходом экономки. И хотя она никогда не признавалась в этом, ей нравилось заниматься хозяйством. Карен и экономку-то наняла только ради того, чтобы укрепить свой авторитет в глазах мамы и Джойс.

Комната Эшли всегда требовала уборки. Ее дочь словно притягивала к себе беспорядок. Карен собрала разбросанную одежду и, опустив грязное белье в стиральную машину, вернулась в спальню, чтобы убрать постель. Они с мужем вечно спорили по этому поводу. Райн считал, что Эшли сама должна прибираться в своей комнате. Карен же смотрела на подобную самостоятельность как на еще одну возможность потерять контроль над девочкой. Она не могла этого позволить – жизнь Эшли уже была расписана ею до конца.

Во-первых, она пойдет в колледж: Карен еще полгода назад отправила все необходимые документы в Южный методистский университет. Она будет жить в общежитии, где жила когда-то сама Карен. Возможно, даже в той же самой комнате (Карен просила об этом в письме, отправленном вместе с документами). Но вначале Эшли с отличием окончит школу, и ее имя будет первым в списке лучших учеников…

Карен застелила постель и, подняв с пола плюшевого медвежонка, положила его на кровать. Эшли давно уже не играла в игрушки, но они по-прежнему находились в ее комнате.

Шкаф Эшли отличался особым беспорядком – здесь всегда было чем заняться. Карен аккуратно раскладывала по полочкам разбросанные тут и там дочкины курточки.

Ее взгляд упал на пластиковую упаковку розового цвета, выпавшую из кармана юбки Эшли. Она нагнулась и подняла упаковку. Прочитав этикетку, Карен едва не лишилась чувств. Это были противозачаточные таблетки.

«Нет, Эшли здесь ни при чем, эти лекарства принадлежали или Джойс, или Челси, а Эшли взяла их по ошибке!» – попыталась успокоить себя Карен, но в глубине души она уже знала: это таблетки ее дочери.

Карен подошла к телефону и позвонила Райну на работу.

– Приезжай домой, – сказала она. – Приезжай немедленно!..