Вгрызаться вновь в свою землю – этим жила вся погорелая Русь. И Киев не был в стороне. Одним из первых, кто восстановил, а вернее, отстроил заново свои хоромы, был и боярин Вышата. Двухэтажный домище, скрытый за высокой оградой, отливал позолотой свежести тщательно подобранных и обструганных сосновых бревен. Окна, венчанные золотистыми карнизами, придавали дому нарядность, а высокое боярское крыльцо с точеными фигурными подставами – солидный вид. В глубине ухоженного двора возвышались хозяйственные постройки, тоже отстроенные заново. Все говорило о вкусе и тугом кармане хозяина.

А о внутреннем убранстве и говорить нечего. Печи украшены греческими изразцами. На стенах – дорогие восточные ковры, головы и шкуры убитых зверей. Мебель отличалась не только красотой, но и добротностью. А какие были канделябры! Литые, изображающие различные фигурки. Одним словом, все радовало глаз.

Обойдя свои владения, боярин решил пригласить гостей. Пусть видят Вышатову силу. Гости же должны быть непростые, именитые: Глеб Ростиславович, князь смоленский; Ярослав Романович, князь Пронский; князь Даниил Романович; сыны Михаила черниговского – Юрий, Симеон, Роман; князь Петр Брянский с немецкой супругой-красавицей, полоцкий князь Брячислав. А сколько бояр! В их числе и такие, как Борис Кочева с сыном Елисеем, Федор Брынка и другие. Владыка Холмский Иван. Митрополит Кирилл. Не ошибся боярин, все гости приняли приглашение, несмотря на смутное время.

Всех их гнало за такие версты не хоромы Вышатовы смотреть, ни хлеб-соль откушивать, а вело их желание увидеть князя Даниила. Послушать его, как он был принят самим Батыем. Знали все на Руси, что злее зла честь татарская. А все же… Надеялись, что почтит своим присутствием Мономахович.

В то утро, когда съезжались гости, весь Киев стоял вдоль дорог. Еще бы! Пропустить такую картинку не каждый мог. Она напоминала чем-то ту жизнь, которую город вел до нашествия Батыя. Тогда часто разные гости наведывались в стольный град. Пацаны, как грачи перед отлетом, облепили по дорогам все деревья. Они-то первыми и поднимали крик:

– Едут! Едут! Князь едет!

Это они догадывались по всаднику, ехавшему впереди всех с хоругвью в руках. За ним десятка два вооруженных всадников. Кольчуги сияют, шлемы горят. А вот и воз. Кто же в нем едет? Да это ж боярин Борис Кочева. Рядом гарцует его сын на тонконогом коне. Народ любуется всадником: мужики – конем, бабы – сыном. Пригож боярич. Лицо открытое, с неокрепшей юношеской бородкой, щеки горят алым цветом. Глаза смотрят с вызовом. Облачен в богатый запашной кафтан с косым воротом темно-синего цвета. Ворот, рукава и подол наведены золотом. Одежда князю не уступит. А пояс – весь золотом горит. А что ему! У отца несколько солеварен, деньга так и сыплет, как снег на воскресенье. И не худ телом. Плечист, крутая грудь – все говорит о могучей силе. Недаром молва идет, что это лучший кулачный боец. Бабы зашептались: «На смотрины едет!» Знают, что у хозяина дочь-красавица на выданье.

– Чем не жених, – вторят другие, – пригож, богат. Быть скорой свадьбе!

Не успел проехать со своим обозом боярин, как показался новый отряд. На этот раз сторожа не ошиблись: «Князь! Князь!» Да не тот. Все ждали Даниила, а это всего лишь его братец Василько. Знать, дела не отпустили, братана послал. Построй его отряда тот же, что у боярина. Только кони одномастные: игреневые, не то что у боярина. Сам же князь на вороном. Не шагает он под ним, а плясом идет. Одет князь просто: в сером дорожном кафтане без всякой позолоты. На голове – шелом вязаный. По толпе побежало: «Василько! Василько! А где Данило? Данило?» А за ним дворский Андрей, воевода Дмитрий, сотник Микула.

– Дмитрий! Дмитрий! – опять бежит по толпе.

Для многих это священное имя – это он боролся с Батыем, защищая город.

– Жив! Жив!

– Слава князю! – понеслось над городом.

– Слава воеводе! – вторила толпа.

А они ехали и кланялись на обе стороны.

Каждого приезжего встречали люди Вышаты. Их сразу можно отличить: с ног до головы все в красном. Они знают, куда надо направить гостей. Не все же имеют в стольном граде свои хоромы. Боярин не поскупился, лучшие дома откупил на время. А завтра с утра гости жалуют на боярский двор.

От ворот до хором выстроились две цепи боярских холопов. Сам боярин на красном крыльце. Спускается только к таким гостям, как Романович, да еще к Петру Брянскому. Слава о нем, как о герое в битве с немецкими рыцарями, неслась впереди него. Последним прибыл Василько Романович. Боярин побежал к нему навстречу.

Все гости прибыли. Начался обход хором. Много слышится завидных восклицаний. Все они тешат душу боярскую, посмеивается он в свою бороду. И вот гости дошли до светлицы. Тут они уже ничего не видят: ни изразцовую печь, ни заморских канделябров, ни восточных цветных ковров. Все их взоры направлены на столы. Ломятся они от щедрости боярской. Чего только на них нет! Вина заморские в витых бутылках, невиданные фрукты в огромных чашах. Нашего питья – залейся. И брага крепкая в бочонках, медок душистый в кувшинах, да квасы разные. А какого мяса тут только нет: темные медвежьи куски вперемешку с хреном, телятина, да кабан целиком зажаренный. Рыбы разной – горы. Чего одни осетры стоят! А уж о дичи и говорить нечего. А пироги какие: и с осердием, и с капустой, маком… Аппетит у всех разыгрался бешеный. И тут хозяин широким жестом приглашает гостей за стол. Каждый знает свое место. Но путаницы не избежали, помогли слуги Вышатовы.

Епископ прочитал короткую молитву, и… пошла потеха. Выпив по два-три кубка, гости зашумели. Всем захотелось услышать Василька. Любимый братец все знает о поездке Даниила. Чей-то шепот: «Князь Василько» тотчас был подхвачен: «Князь Василько! Князь Василько!» Князь поднялся, понимая этот клич. Признаться, он ждал его. Все враз смолкли.

– Что сказать вам, други вы верные!

Он глазами пробежался по залу. Все, не скрывая интереса, с жадностью ждали его сообщения. Он понимал, что их волновало.

Интересно поведал он о поездке своего брата. Главное, что все уяснили: с честью он был принят! С честью! Значит, есть на Руси князья, которых уважает сам Батый. Значит, чувствуют за ними ум и силу. Многих это обрадовало. Как-никак, а для Руси честь. Но кое-кто и опечалился: «Того и гляди покорить захочет».

Кстати сказать, не у одних гостей эта поездка к Батыю вызвала глубокое почтение к Даниилу. Когда об этом узнал венгерский король, враз предложил руку своей дочери для его сына Льва. Так Даниил породнился с королевским домом.

Двое суток, почти без отдыха, шло это гульбище. На разы обмусолили хозяина, братались с Васильком, спали на столах и под ними. На третий день, чтобы как-то встряхнуть опухших от пьянки гостей, боярин предложил посмотреть… кулачный бой. Эта новинка только входила в обычай на Руси, поэтому все изъявили желание на него взглянуть. Захмелевшие гости вышли из дома.

Площадь была забита народом. Пришлось применить силу, чтобы очистить место для гостей и создать пространство для предстоящей схватки. С одной стороны боярин выставил своих людей, пополнив их из богатырского окружения гостей. С другой – были киевляне, которые сорганизовались сами. Вопреки ожиданию гостей, горожане подобрались крепкие, жилистые. Они заставили медленно, шаг за шагом отступать боярскую рать. Это брало гостей за живое. Кое-кто попробовал было поучаствовать, но с разбитыми носами, сбив спесь, еле уносил ноги.

Долго терпел и молодой Кочева, видя, как позорно отступают его люди. Он который раз готов был вскочить на ноги, да грозный отцовский взгляд приковывал его к месту. Нервничал и Вышата. Неудобно перед гостями. Нахмурилась и Настенька.

А виной тому был один горожанин. Здоровый, как бык, детина. Бил только в грудь. Зато удар был таким, что валил десяток бойцов. И где он стал появляться, там начинали от него шарахаться боярские посланцы. Не утерпел Вышата, воскликнул:

– Кто его уложит, сто гривен плачу!

Такая деньга и для князя находка. Вызвался Симеон Михайлович. Плечи – косая сажень. Глаза так и горят схваткой.

Вышел он посредь поля. Стал супротив бойца. Все замерло: примет ли горожанин бой? Уж больно