– Если вы объясните мне, в какой из комнат живет ваша мать, я помогу ей пройти туда, – предложил Ари, пока Пич отпирала входную дверь.
Она кивнула, потом показала дорогу в просторные комнаты для гостей на первом этаже. Багаж родителей уже был доставлен.
Пич так хотелось, чтобы отец и мать чувствовали себя здесь как дома. Перед уходом она попросила свою горничную Делию распаковать их вещи. Предусмотрительная, как всегда, Делия положила пижаму отца на кровать рядом с ночной рубашкой матери. Пич схватила ее и затолкала в ящик, пока Белла не увидела.
– Подождите, пожалуйста, меня в кабинете, – попросила она Ари. – Я приду через несколько минут. Можете пока налить себе выпить.
– Тебе не надо помогать мне раздеваться, – сказала Белла после того, как Ари вышел. – Я не инвалид. Но я хотела бы выпить что-нибудь, чтобы уснуть.
– Сейчас только семь часов. Не хочешь сперва поесть?
– Я хочу только уснуть, дорогая, и чем скорее, тем лучше.
Когда Пич вернулась с таблеткой снотворного, мать уже лежала в постели. Белла проглотила таблетку и закрыла глаза.
Пич задернула шторы, села у кровати и прислушалась к дыханию матери. Снотворное было очень сильным, и через несколько минут Пич на цыпочках вышла из комнаты. По пути в кабинет она мысленно составляла список всего того, что ей надо сделать перед тем, как тоже найти забвение во сне.
Перво-наперво нужно позвонить Эйвери в Лондон до того, как она услышит о смерти отца из новостей. Эйвери, несомненно, захочет немедленно вылететь в Хьюстон на похороны, но нет смысла подвергать опасности ее и без того тяжело протекающую беременность.
Затем надо позвонить близнецам в их летнюю школу в «Олд мисс». Хотя ей очень хотелось их увидеть, им незачем отрываться от занятий. И потом, если они сейчас приедут, то узнают о разводе, а пока им об этом знать ни к чему. Им вполне хватит и новости о смерти дедушки.
Нужно еще известить друзей, связаться со служащими Блэкджека, написать некролог, составить план похорон. Никогда еще она не принимала столько решений одна, без мужа.
Крохотная частичка ее души радовалась освобождению.
Но в основном она ощущала растерянность.
Кабинет, весь выдержанный в мягких тонах и обставленный по-мужски просто, был местом, где справлялись семейные праздники, пока подрастали близнецы.
Пич остановилась на пороге, прислушалась, пытаясь услышать отзвуки их веселых голосов, но услышала лишь тревожное биение собственного сердца.
Ари стоял у французского окна с запотевшей бутылкой пива в одной руке и оправленной в рамку свадебной фотографией Пич и Герберта в другой. Он так пристально разглядывал снимок, что Пич забеспокоилась. Она тихонько кашлянула.
Он поставил фотографию и повернулся к ней:
– Вы были красивой невестой.
– Это было давно.
– Не так уж давно. Вы все еще очень красивая женщина.
Пич не привыкла к комплиментам. Она не знала, что ответить.
Ари прервал молчание:
– Принести вам что-нибудь выпить – или хотите подождать, пока вернется ваш муж?
К заботе она тоже не привыкла.
– Ждать придется долго. Сегодня утром он попросил у меня развод. Я даже не знаю, где он теперь живет.
Она не имела ни малейшего представления, почему вдруг рассказала об этом Ари. Они ведь почти не знают друг друга. Все эти три года они поддерживали чисто деловые отношения, один раз вообще поссорились, когда он попытался уговорить ее перевести редакцию журнала в другое здание. Их даже нельзя назвать друзьями.
Ари поставил бутылку пива на столик с такой силой, что ей показалось – сейчас она разобьется. У него было такое лицо, что она невольно отступила на шаг назад.
– Этот ублюдок заслуживает… к черту, не важно, чего он заслуживает. Только он наверняка не заслуживает тебя.
Ари подошел к ней так близко, что она почувствовала жар его тела. Он что, хочет снова обнять ее? А она хочет этого?
– Значит, ты свободна, – хрипло произнес он.
– Полагаю, можно и так сказать, – ответила Пич и подняла на него взгляд.
Ей доводилось читать в книжках: «Время остановилось», но она не ожидала, что когда-нибудь сама испытает нечто подобное. Теперь, глядя Ари в глаза, она потеряла всякое ощущение времени. Возможно, прошла минута, а может, и десять, когда он снова заговорил.
– Мне уже давно хотелось поцеловать тебя, леди босс. Я знаю, что это не самый подходящий момент – дьявол, это ужасный момент, – но я больше не могу ждать.
Ари не знал, почему эта женщина заставляла его говорить, делать и чувствовать то, что, как ему казалось, он уже никогда не сможет сказать, сделать и почувствовать. Он знал только, что сейчас поцелует ее крепко-крепко и они оба забудут обо всем ужасном, что произошло в их жизни.
Он шагнул к ней, взял за плечи и притянул к себе.
Ее губы оказались именно такими нежными, как он себе и представлял, а тело – зрелым. К его невероятной радости, она не отстранилась. Это от неожиданности или тут нечто иное?
Он знал, что должен оставить ее.
Знал, что бессовестно пользуется ее горем.
Знал, что заслуживает быть обвалянным в смоле и перьях за то, что он сейчас делает.
Он все это знал – и ему было наплевать. Пич слишком часто врывалась в его сны последние три года. Ему нужна хоть какая-то награда, пусть всего один-единственный поцелуй.
Ари не обманывал себя, почему она не отстранилась. Дело здесь вовсе не в его мужских качествах. Сегодня жизнь ее разлетелась вдребезги. Она просто искала в его объятиях спасения от ужасающей пустоты, которая внезапно открылась ей.
Ему страстно хотелось получить больше, чем поцелуй, получить ее всю. Он представил, как укладывает ее на пол, срывает с нее белье, освобождает свою восставшую плоть и толчком входит в нее до самого конца.
Картина была настолько захватывающей, что он застонал от желания в ее приоткрытые губы. Инстинкт подсказывал ему, что она не станет сопротивляться. Черт побери! Еще минута – и она сама снимет одежду. Но никогда потом его не простит.
И что еще хуже, он сам себя никогда не простит.
Это было очень трудно, но он отступил на шаг.
– Прости. Мне не следовало этого делать.
«Это было чудесно», – хотелось ответить Пич. При этой мысли щеки ее вспыхнули. На несколько секунд она совсем потеряла голову. Это не должно повториться.
– Это мне следует просить прощения. Именно сейчас я в этом очень нуждалась. Мне ужасно жаль.
– Тебе сегодня пришлось пройти через ад. Пожалуйста, не осуждай себя.
Осуждать? Да она готова сквозь землю провалиться, только бы не смотреть ему в лицо. Пич прерывисто вздохнула, потом разгладила смятое платье.
– Я все же выпью. Хочешь еще пива? – спросила она с самым легкомысленным видом, какой смогла на себя напустить, словно ничего особенного и не произошло.
Лицемерка и идиотка – это были самые мягкие эпитеты, которыми она награждала себя, когда шла к бару, открывала холодильник и выбирала напитки. Холодный воздух чуть охладил ее разгоряченную кожу.
Она никогда так не откликалась на поцелуи Герберта, как только что на поцелуй Ари, никогда не чувствовала, как тает все внутри. Никогда, даже когда она заставляла себя преодолевать скованность.