Предположим, что всем ее обитателям пришлось эвакуироваться. Допустим, их предупредили заблаговременно и они успели завершить работу реактора, опустив все замедляющие стержни в каждую из активных зон для остановки реакции и прекращения генерации электричества. Как только сотрудники покинут Пало-Верде, его связь с электросетью будет автоматически прекращена.
Аварийные генераторы с семидневным запасом дизельного топлива подключатся и заставят двигаться охлаждающую воду, потому что, даже если реакция в активной зоне остановлена, уран продолжит распад, генерируя около 7 % тепла активного реактора. Этого тепла будет достаточно для увеличения давления охлаждающей воды, текущей в активной зоне реактора. Время от времени будет срабатывать предохранительный клапан, выпускающий перегретую воду, затем, по мере снижения давления, он будет закрываться. Но тепло и давление станут вновь накапливаться, и предохранительному клапану придется повторять свой цикл.
Что произойдет раньше: закончится запас воды, заглохнет клапан или остановятся дизельные насосы, – вопрос времени.
Что произойдет раньше: закончится запас воды, заглохнет клапан или остановятся дизельные насосы – вопрос времени. В любом случае прекратится пополнение охлаждающей воды. А тем временем урановое топливо, которому требуется 704 миллиона лет, чтобы утратить половину радиоактивности, все еще горячо. Оно продолжит выпаривать 14 метров воды, в котором находится. Самое большее через несколько недель активная зона реактора будет осушена, и начнется плавление.
Если же все исчезнут или сбегут со все еще работающей станции, она продолжит генерацию электроэнергии, пока одна из тысяч ежедневно контролируемых обслуживающим персоналом частей не выйдет из строя. Поломка должна автоматически вызвать остановку реактора; если этого не произойдет, плавление может начаться весьма быстро. В 1979 году нечто подобное произошло на атомной электростанции Три-Майл-Айленд, когда предохранительный клапан застрял в открытом состоянии. За 2 часа 15 минут активная зона реактора вышла из-под воды и превратилась в лаву. Растекаясь по дну корпуса ядерного реактора, она начала прожигать 15-сантиметровую углеродистую сталь.
Прежде чем кто-нибудь успел понять, что происходит, она прошла уже треть пути. Если бы никто не обнаружил аварию, остатки активной зоны провалились бы в фундамент, и разогретая до 3000 °C лава столкнулась бы с примерно 1 метром воды, натекшей из предохранительного клапана, и взорвалась.
Атомные реакторы содержат куда менее концентрированное делящееся вещество, чем атомные бомбы, так что это был бы взрыв пара, а не атомный. Но защитные оболочки реакторов не рассчитаны на взрывы пара, а как только будут вышиблены двери и разойдутся швы, вихрь входящего воздуха мгновенно подожжет все, способное гореть.
Если реактор близок к концу полутора-летнего цикла использования топлива, жидкая лава более вероятна, потому что за месяцы распада накапливается значительное тепло. Если топливо было более новым, исход может быть не столь катастрофическим, правда, в результате столь же смертельным. Более низкая температура может привести не к плавлению, а к пожару. Если газы сгорания расколют топливные стержни до того, как те расплавятся, будут рассыпаны урановые пилюли, высвобождающие радиоактивность внутри оболочки реактора, которая наполнится зараженным дымом.
Оболочки реактора не строят таким образом, чтобы из них не просачивались газы. При выключенном электричестве и с отсутствующей системой охлаждения тепло от пожара и распада топлива вытолкнут радиоактивность через щели вдоль швов и клапанов. Под действием погодных условий появятся новые трещины, сочащиеся ядом, пока ослабленный бетон не разрушится и радиация не вырвется на свободу.
Если все на Земле исчезнут, 441 АЭС, некоторые с несколькими реакторами, немного поработают на автопилоте, а потом одна за другой начнут перегреваться. Поскольку расписания замены топлива составляются так, чтобы часть реакторов работала, пока другие остановлены, примерно половина их сгорит, а остальные расплавятся. В обоих случаях произойдут значительные выбросы радиоактивных веществ в атмосферу и близлежащие водоемы, и заражение будет продолжаться, в случае обогащенного урана – целую геологическую эпоху.
Расплавленные ядра реакторов не смогут, как некоторые полагают, пройти всю Землю насквозь и проявиться в Китае, подобно ядовитым вулканам. По мере сплавления радиоактивной лавы с окружающими сталью и бетоном она наконец остынет – если этот термин применим для шлаковой лепешки, остающейся смертельно опасной еще надолго.
А жаль, потому что глубокое самопогребение было бы благословением для той жизни, что останется на поверхности. Вместо этого то, что недолго было сложнейшей автоматизированной технологической установкой, застынет смертельным, тусклым металлическим шаром: надгробным памятником создавшему ее разуму – и, на тысячи лет вперед, невинным нечеловеческим жертвам, подошедшим слишком близко.
5. Радиоактивная жизнь
Они начали приближаться уже через год. Чернобыльские птицы исчезли в огненном смерче, когда в апреле, в самом начале их периода гнездования, взорвался реактор № 4. До взрыва Чернобыльская АЭС была на полпути к тому, чтобы стать крупнейшим атомным комплексом на Земле с дюжиной мегаваттных реакторов. Тогда ночью 1986 года совпадение ошибок оператора и проектировщиков достигло критической массы ошибок людей. Взрыв, хоть и не атомный – было повреждено только одно здание, – разбросал внутренности атомного реактора по всей округе и выпустил радиоактивный пар из испарившейся охлаждающей жидкости. В ту неделю русских и украинских ученых, лихорадочно собиравших образцы почв и грунтовых вод, чтобы проследить путь радиоактивного облака, нервировало молчание мира, лишенного птиц.
Но следующей весной птицы вернулись и остались. Вид ничем не защищенных деревенских ласточек, снующих вокруг радиоактивных развалин реактора, смущает, особенно если вы укутаны в слои шерсти и полотняные защитные костюмы с капюшоном для блокирования альфа-частиц, с хирургической шапочкой и маской, чтобы не дать плутонию попасть в легкие или на волосы. Вам хочется, чтобы они улетели, быстро и далеко. И в то же самое время их присутствие завораживает. Это кажется таким привычным, словно апокалипсис оказался не столь уж кошмарным. Худшее позади, жизнь все еще продолжается.
Жизнь продолжается, но изменилась основа. Вылупляются ласточки-альбиносы. Они едят насекомых, оперяются и мигрируют, как всегда. Но следующей весной белые ласточки не возвращаются. Может, они генетически неспособны долететь до зимовки в Южной Африке? Или выделяющаяся окраска делает их непривлекательными для потенциальных супругов или слишком заметными для хищников?
После взрыва и пожара на Чернобыльской АЭС углекопы и метростроевцы пробили туннель под фундамент реактора № 4 и залили вторую бетонную плиту, чтобы предотвратить попадание остатков активной части реактора в грунтовые воды. Возможно, в этом не было необходимости, потому что плавление прекратилось, сведясь к 200-тонной луже застывшей смертельной грязи на дне реактора. В те две недели, потребовавшиеся на создание туннеля, рабочим выдавали бутылки водки, которая, как им говорили, должна предохранить от лучевой болезни. Не предохранила.
Одновременно началось строительство защитной оболочки, которой не было ни на одной из советских АЭС с РБМК[37], одной из каковых являлась Чернобыльская, потому что без такой оболочки можно было быстрее заменять топливо. К тому моменту сотни тонн горячего топлива уже было разбросано по крышам соседних реакторов и выпущено в 100–300 раз больше радиации, чем при бомбежке Хиросимы в 1945 году. За семь лет радиоактивность проела столько дыр в спешно построенной неуклюжей серой бетонной оболочке, уже в залатанной и законопаченной, как ржавая баржа, что птицы, грызуны и насекомые гнездятся внутри. Туда попадает дождь, и никто не знает, что за адский коктейль образуется из лужиц помета животных и теплой, радиоактивной воды.
Зона отчуждения, круг с радиусом в 30 километров вокруг АЭС, стала крупнейшей в мире атомной свалкой. В миллионах тонн захороненного радиоактивного мусора – целый сосновый лес, погибший за несколько дней после взрыва, который нельзя было сжигать, потому что дым оказался бы смертельным. Область радиусом в 10 километров от точки взрыва, плутониевая зона, находится под еще более жестким запретом. Все машины и другие технические средства, работавшие здесь на расчистке, такие как гигантские краны, возвышающиеся над саркофагом, слишком заражены, чтобы покинуть зону.
