должны печь фигурные пряники. Скамейки, стол и посуда должны блестеть! — скомандовала Мина и решительно сложила газету. Она была старшая и руководила всеми.
Даниель вздохнул. Перед уходом он вынес на крыльцо кастрюлю с горячим маринадом, маринад должен был остыть.
'Отцы и дети', думал он, скользя по дорожке к дому для работников. Так или иначе, а ему следует выучить буквы, чтобы он и сам мог читать. Нельзя всю жизнь оставаться неученым дурачком.
Рождество
Все всплеснули руками от восхищения. Два дня елка оттаивала в погребе, прежде чем ее подняли наверх и установили ее тяжелую ногу в ведро с водой, обернутое красной бумагой.
Никто в жизни не видел такого красивого дерева. Дети с благоговением смотрели на него. Взрослые восхищались совершенством иголок и стройностью ствола. Не говоря уже о том, как природа постаралась с ветками. Они были созданы как на выставку. Ровные и пушистые.
На кухне елкой восторгалась прислуга. Но Даниель только улыбался, когда его спрашивали, где он ее срубил. Вокруг было не так уж много таких стройных елок, и он привез ее откуда-то на лодке. Девушкам не терпелось узнать, откуда. Они даже предложили ему горячего какао в середине рабочего дня, словно он был приезжим постояльцем, и пытались правдой и неправдой выпытать у него эту тайну.
— Мне трудно объяснить вам, вы слишком плохо знаете побережье, — хитрил он.
Потом большими глотками выпил какао, и вокруг рта у него остались жирные коричневые 'усы'. Служанки ни на шаг не приблизились к решению этой загадки.
Даниель надел старую каскетку и собрался идти, но неожиданно словно что-то вспомнил:
— Что же я еще хотел сказать? Ах да... Я тут начал кое-чему учиться, помимо всяких там мелочей и рождественских елок. Кристоффер обещал обучить меня читать все буквы.
Девушки с удивлением переглянулись, будто такое не могло прийти им в голову.
Накануне сочельника Сара Сусанне, уложив детей спать, в одиночестве наряжала елку, двери в гостиную были закрыты. Елка доставала почти до потолка, и наряжать ее следовало бережно, чтобы она смогла простоять все рождественские праздники. Чтобы ее можно было выдвинуть на середину гостиной, когда вокруг нее будут водить хоровод, а потом задвинуть обратно в угол, дабы освободить место.
Она проверила клинья, вбитые Даниелем в ствол. Потом, одного за другим, взяла бумажных ангелов с блестками на крыльях и головках и влезла на стремянку. Цветные шары, которые Юханнес купил в Трондхейме в первый год, когда они жили в Хавннесе, следовало повесить на виду. Мишура в этом году была новая, потому что котята добрались до старой и попортили ее. Сахарных человечков и пряники, которые предназначались детям, следовало повесить пониже.
Когда дошла очередь до корзиночек, которые она плела вместе с Агнес и Иаковом, пока Юханнес ездит в Стейген на похороны пастора, Сара Сусанне сделала передышку. Ей было жарко, и она вспотела. Почему-то показалось странным, что она осталась жива. Не радостно как можно было подумать, а именно странно. И эта пустота... Как будто она потеряла много крови при родах В голове шумело, но, наверное, это было вызвано тем что она все время то поднималась на стремянку, то спускалась с нее.
Она вставила свечи в блестящие подсвечники и прикрепила их к веткам. Проследила, чтобы они находились подальше от украшений, которые могли вспыхнуть. Она всегда до смерти боялась зажженных свечей.
Венчать елку должно было стеклянное копье, которое вообще-то вешалось под лампой, но кто-то прикрепил к нему металлическую спираль так, что теперь его можно было надевать на макушку елки. К нему прикреплялись маленькие стеклянные 'капли', которые должны были отражать свет. Эти 'капли' она выпросила дома у матери и привезла их с собой. Когда-то отец купил их в Бергене. Они относились к тем вещам, которые напоминали ей об отце. Они редко видели отца. Арнольдус был почти взрослый, когда отец умер. Он редко вспоминал о нем. Мать прятала воспоминания об отце в своих вздохах. Его лицо превратилось в фотографию, висевшую дома на стенке. Сара Сусанне помнила, как сидела у него на коленях. Запах соли и табака. Когда отец говорил, у него шевелились ноздри и борода.
—— Девочки тоже должны уметь грести. — Ей казалось, что когда-то он произнес эти слова.
Может, потому, что недавно болезненно испытала это на себе?
Голос? Может быть. Какой у отца был голос, низкий? Или она вспомнила голос пастора Йенсена?
Днем в сочельник в Хавннес приехали фру Линд, сестра Анне София и Арнольдус с женой Эллен. Сара Сусанне не часто общалась с невесткой, постоянно извиняя себя домашними делами. Путь по морю тоже служил хорошим предлогом. В их последнюю встречу она заметила, что Эллен делает круг, чтобы, будто случайно, лишний раз пройти мимо зеркала. И что она постоянно болтает о мелочах, решить которые ничего не стоило. Казалось, будто у Эллен нет собственного мнения и она видит себя только глазами людей. И еще в зеркале.
Сара Сусанне любила, когда Арнольдус приезжал в Хавннес один, без жены. Но на Рождество это было невозможно. И она утешалась тем, что хотя бы увидит брата.
— Смотреть через окно на зажженную елку — это было как откровение! — сияя, воскликнула мать и, опершись на Анне Софию, позволила Юханнесу снять с себя шубу. Анне София была названа в честь матери и до сих пор жила с нею дома. Чему никто из братьев и сестер не завидовал.
У Арнольдуса в бороде был иней, он обнял Сару Сусанне с такой силой, что с бороды посыпались ледяные иголки.
— Я по тебе соскучилась, — сказала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться до него.
— Видишь, чем я теперь занят, — засмеялся он, показывая на маленького Нильса, сидевшего на руках у Эллен. Потом Эллен передала его Анне Софии. Было видно, что малыш привык переходить с рук на руки.
Эллен была невозмутима. Хотя малыш хныкал после долгой поездки и ему хотелось есть. Ее светлые волосы струились по плечам, щеки пылали от мороза.
Все, в том числе и Сара Сусанне, видели, что Эллен похожа на сусального ангела. Ослепительно златокудрого ангела, висевшего на елке.
Вечером все обитатели усадьбы водили хоровод вокруг елки. Дети — Агнес, Иаков, Сандра, Магда и Нильс. Работник — Ханс, Марен — скотница, Ане — няня, кухарка и две ее помощницы, Хенриетте — горничная, Кристоффер и Даниель, работающие в лавке, Эллен Линд, имеющая двойной статус экономки и сестры. А еще Арнольдус, его жена Эллен, рыбаки и фру Линд. Так или иначе, но места хватило для всех. Двери между комнатами были открыты, свечи на елке зажжены, от печек тянуло благовониями. Сласти и напитки предлагались всем, и хозяева по мере сил старались поддерживать общий разговор в столь разнородном обществе. Что прекрасно удавалось благодаря Арнольдусу и фру Линд.
Когда собравшиеся спели полагающиеся псалмы и обошли должным образом вокруг елки, Сара Сусанне взяла Библию и вышла на середину комнаты. Наступившая тишина показала, что обитатели этой усадьбы привыкли слушать, когда им читают вслух. Все ждали. Некоторые — опустив глаза, потому что на этот раз это был рассказ не о
Сегодня чтица была более уверена в себе. Фру Линд этого не предполагала. До тех пор не предполагала.
Прислушиваясь к звучащему у нее в ушах голосу пастора Йенсена, Сара Сусанне читала Евангелие. Она не сбилась даже тогда, когда Сандра начала хныкать. И спокойно дочитала до того места, где говорится о том, как Мария сохранила в сердце слова пастухов. Но тут Даниель рухнул на колени перед печкой и глухо зарыдал.
Она замолчала. На минуту, пока Даниель не овладел собой и кивнул ей. Дрожащий палец показал ей строчку, на которой она остановилась. Откашлявшись, она продолжала чтение. Теперь уже до конца.
