— Нет.

— Ты был просто замечателен. Не знаю, что бы я делал без тебя и миссис Рэттери.

— Все в порядке. Я провожу Бренду.

Бренда уже не плакала, она сидела съежившись на стуле. Пока Джок говорил по телефону, она не поднимала глаз. Потом сказала:

— Я поеду этим поездом.

— Нам пора двигаться. Тебе, наверное, надо взять на квартире какие-то вещи?

— Моя сумка… наверху. Сходи за ней. Я не могу туда вернуться.

По дороге она молчала. Она сидела рядом с Джоком — он вел машину — и глядела прямо перед собой. Когда они приехали, она открыла дверь и первой прошла в квартиру. В комнате не было почти никакой мебели. Она села на единственный стул.

— У нас еще много времени. Расскажи, как все было. Джок рассказал.

— Бедный мальчик, — сказала она. — Бедный, бедный мальчик.

Потом открыла шкаф и уложила кое-какие вещи в чемодан, раз или два она выходила в ванную.

— Вещи упакованы, — сказала она. — Все равно еще слишком много времени.

— Не хочешь поесть?

— Нет, нет, ни за что, — она снова села, поглядела на себя в зеркало, но не стала приводить лицо в порядок.

— Когда ты мне сказал, — начала она, — я не сразу поняла. Я сама не знала, что говорю.

— Я знаю.

— Я ведь ничего такого не сказала, нет?

— Ты знаешь, что ты сказала.

— Да, знаю… Я не то хотела… Я думаю, не стоит и стараться — что тут объяснишь. Джок сказал:

— Ты ничего не забыла?

— Нет, там все, что мне понадобится, — она кивнула на чемоданчик, стоявший на кровати. Вид у нее был убитый.

— Тогда, пожалуй, пора ехать на станцию.

— Хорошо. Еще рано. Но все равно.

Джок проводил ее к поезду. Была среда, и в вагоны набилось множество женщин, возвращавшихся домой после беготни по лондонским магазинам.

— Почему бы тебе не поехать первым классом?

— Нет, нет, я всегда езжу третьим.

Она села посредине скамьи. Соседки с любопытством заглядывали ей в лицо — не больна ли она.

— Почитать ничего не хочешь?

— Ничего не хочу.

— А поесть?

— И поесть не хочу.

— Тогда до свидания.

— До свидания.

Отталкивая Джока, в вагон протиснулась еще одна женщина, обвешанная пестрыми свертками.

Когда новость дошла до Марджори, она сказала Аллану:

— Зато теперь мистеру Биверу конец. Однако Полли Кокперс сказала Веронике:

— Насколько я понимаю Бренду, это конец для Тони. Захудалые Ласты были потрясены телеграммой. Они жили на большой, но убыточной птицеферме неподалеку от Принсес-Рисборо. Никому из них и в голову не пришло, что теперь в случае чего Хеттон перейдет к ним. А если б и пришло, они горевали бы ничуть не меньше.

С Пэддингтонского вокзала Джок отправился прямо в Брэттклуб. Один из мужчин у стойки сказал:

— Какой кошмарный случай с парнишкой Тони Ласта.

— Да, я при этом был.

— Неужели? Кошмарный случай. Позже ему сообщили:

— Звонит княгиня Абдул Акбар. Она желает знать, в клубе ли вы?

— Нет, нет, скажите ей, что меня здесь нет, — распорядился Джок.

На следующее утро, в одиннадцать, началось следствие и быстро завершилось. Доктор, водитель автобуса, Бен и мисс Рипон дали показания. Мисс Рипон разрешили не вставать. Она была очень бледна и говорила дрожащим голосом, отец испепелял ее грозными взглядами с ближней скамьи; под шляпкой у нее скрывалась маленькая проплешина, там, где сбрили волосы вокруг ранки. В заключительной речи следователь отметил, что в случившемся несчастье, как явствует из свидетельских показаний, некого винить, остается только выразить глубочайшее соболезнование суда мистеру Ласту и леди Бренде в постигшей их тяжелой утрате. Толпа расступилась, образуя проход для Тони и Бренды. На следствие явились и полковник Инч, и секретарь охотничьего клуба. Следствие велось со всей деликатностью и уважением к скорби родителей. Бренда сказала:

— Погоди минутку. Я должна поговорить с этой бедняжкой, рипоновсиой дочкой.

И прелестно справилась со своей задачей. Когда все ушли, Тони сказал:

— Жаль, что тебя не было вчера. К нам приходило столько народу, а я совершенно не знал, что говорить.

— Как ты провел день?

— Тут была лихая блондинка… Мы немного поиграли в петуха и курочку.

— Петуха и курочку? Ну и как, успешно?

— Не очень… Даже не верится, что вчера в это время еще ничего не случилось.

— Бедный мальчик, — сказала Вренда.

Они почти не говорили друг с другом с приезда Бренды. Тони встретил ее на станции; когда они добрались до дому, миссис Рэттери уже легла, а наутро она улетела на своем аэроплане, не повидавшись с ними. Они слышали, как аэроплан пролетел над домом, Бренда — в ванне, Тони — внизу, в кабинете, где занимался письмами, что стало теперь необходимостью.

День редких промельков солнца и буйного ветра; белые и серые облака высоко над головой неподвижны, но голые деревья вокруг дома раскачиваются и сотрясаются, а во дворе конюшни вихрями крутится солома. Бен снял парадный костюм, который надевал на следствие, и занялся делами. Громобою вчера тоже досталось, и он немного прихрамывал на правую переднюю.

Бренда сняла шляпу и кинула ее на стул в зале.

— Нечего говорить, правда?

— Не обязательно разговаривать.

— Нет. Наверное, будут похороны.

— Как же иначе.

— Когда, завтра?

Она заглянула в утреннюю комнату.

— А они порядочно наработали, верно?

Движения ее стали замедленными, а голос монотонным и невыразительным. Она опустилась в одно из кресел, стоящих посреди залы, куда никто никогда не садился, и сидела там не шевелясь. Тони положил руку ей на плечо, но она сказала:

«Оставь» — не раздраженно и нервно, а без всякого выражения. Тони сказал:

— Я, пожалуй, пойду отвечу на письма.

— Хорошо.

— Увидимся за обедом.

— Да.

Она встала, поискала безучастным взглядом шляпу, взяла ее, медленно поднялась наверх, и