объявил он. – Придя домой, пусть каждый примет душ, вымоет голову и постирает все свои вещи, я подчеркиваю –
Послышалось бормотание, люди заулыбались.
– Это строгий приказ, – сказал Адамберг, – который касается всех, а особенно троих человек, которые побывали в квартире Лорьона. Кого-нибудь укусили со вчерашнего дня?
Поднялся чей-то палец, это был Керноркян, все уставились на него с любопытством.
– Лейтенант Керноркян, – представился он.
– Не волнуйтесь, лейтенант, вы не одиноки. Капитана Данглара тоже укусили.
– Если стирать при шестидесяти градусах, – сказал кто-то, – рубашке хана.
– А иначе придется ее сжечь, – сказал Адамберг. – Тот, кто не желает подчиняться, возможно, рискует заразиться чумой. Повторяю: возможно. Я уверен, что блохи, которых убийца подкинул Лорьону, здоровы и являются всего лишь символом, как и все остальное. Однако принять меры все равно необходимо. Блохи кусают в основном по ночам, поэтому я прошу выполнить мои указания сразу же, как придете домой. А потом побрызгайте дома инсектицидом. В раздевалке вам приготовили баллоны. Ноэль и Вуазене, вы завтра проверите алиби этих четверых ученых, – продолжал он, протягивая им листок, – все четверо – специалисты по чуме, а значит, под подозрением. А вы… – обратился он к седому улыбающемуся полицейскому.
– Лейтенант Меркаде, – привстав, представился офицер.
– …Меркаде, вы проверите эту историю с бельем мадам Туссен с авеню Шуази.
Адамберг протянул листок, который, переходя из рук в руки, дошел до Меркаде. Потом он указал на полицейского с круглым лицом и испуганными зелеными глазами и несгибаемого бригадира из Гранвиля.
– Бригадир Ламарр, – отрапортовал бывший жандарм, вытягиваясь по стойке «смирно».
– Бригадир Эсталер, – отозвался круглолицый.
– Вы обойдете все двадцать девять домов и снова осмотрите двери без четверок. Ваша цель – обнаружить мазь, жир или что-то подобное на замочной скважине, звонке или ручке. Будьте осторожны, наденьте перчатки. Кто у нас продолжает работать с жителями этих квартир?
Поднялись четыре руки – Ноэля, Данглара, Жюстена и Фруаси.
– Каковы результаты? Между ними есть связь?
– Никакой, – сказал Жюстен. – Под общий знаменатель подвести не удается.
– А что дал допрос соседей из дома Лорьона?
– Ничего. Никто не заметил в доме незнакомца. И соседи ничего не слышали.
– Какой код в подъезде?
– Легкий. Ключевые цифры почти стерлись, не разглядеть. Перепробовать сто двадцать комбинаций – и за шесть минут откроешь.
– Кто расспрашивал жителей других двадцати восьми домов? Кто-нибудь из них заметил художника?
Грубоватая женщина с крупным лицом решительно подняла руку.
– Лейтенант Ретанкур, – назвалась она. – Художника никто не видел. Он действует только ночью, а его кисть работает бесшумно. Если он уже наловчился, то успевает разрисовать двери за полчаса.
– Что с домофонами?
– На многих остались следы пластилина, комиссар. Он снимает слепок, а потом вычисляет наиболее запачканные места.
– Тюремная хитрость, – заметил Жюстен.
– До этого может любой додуматься, – возразил Ноэль.
Адамберг взглянул на часы.
– Без десяти, – сказал он. – Все на выход.
В три часа ночи Адамберга разбудил звонок из биологической лаборатории.
– Бацилла не обнаружена, – послышался усталый мужской голос. – Результат отрицательный. Как у блох из одежды, так и у блохи из конверта и у двенадцати особей, найденных в квартире Лорьона. Чисты как младенцы.
Адамберг вздохнул с облегчением.
– Все блохи крысиные?
– Все. Пять самцов, десять самок.
– Прекрасно. Обращайтесь с ними бережно.
– Они сдохли, комиссар.
– Что ж, обойдемся без фанфар. Храните их в пробирке.
Он сел на кровати, зажег лампу и почесал голову. Потом позвонил Данглару и Вандузлеру, чтобы сообщить о результате анализа. Затем по очереди набрал номера всех своих коллег, а после медэксперта и Девийяра. Ни один человек не пожаловался на то, что его разбудили среди ночи. Он путался в своих заместителях, а записи в блокноте были неполными. У него больше не было времени ни на то, чтобы делать памятки, ни даже на то, чтобы позвонить Камилле назначить встречу. Ему казалось, что сеятель чумы не даст ему и поспать.
Звонок застал его в половине восьмого на пути в уголовный розыск, куда он направлялся пешком из Марэ.
– Комиссар? – послышался запыхавшийся голос. – Говорит бригадир Гардон, я дежурил этой ночью. В Двенадцатом округе обнаружены два трупа, один на улице Роттембур, другой неподалеку, на бульваре Сульт. Тела обнаженные, вымазаны древесным углем и лежат прямо на тротуаре. Двое мужчин.
XXI
В полдень оба тела были отправлены в морг, дорожное движение восстановлено. Поскольку трупы были выставлены на всеобщее обозрение, уже не оставалось надежды на то, что происшествие пройдет незамеченным для публики. Вечером это будет в теленовостях, а утром в газетах. Скрыть личность жертв было невозможно, а там вскоре всплывет и то, что проживали они на улице Пуле и авеню де Турвиль, в домах, где на всех дверях были нарисованы четверки за исключением дверей убитых. Одному был тридцать один год, другому тридцать шесть лет, у одного семья и дети, у другого сожительница. Три четверти сотрудников уголовного розыска разъехались по Парижу, одни искали свидетелей на месте преступления, другие снова обошли оба упомянутых дома, расспрашивая родных и соседей, пытаясь установить хоть какую-нибудь связь между убитыми и Рене Лорьоном. Остальные уселись за компьютеры, печатая отчеты и регистрируя новые факты.
Опустив голову и прислонившись спиной к стене своего кабинета неподалеку от окна, откуда сквозь новенькую решетку был виден уличный людской поток, Адамберг пытался собрать воедино потяжелевший груз фактов убийства и деталей,
Две новые жертвы за одну ночь, сразу два человека. Раз полицейские охраняли двери, убийца попросту выманил свои жертвы на улицу, обойдя препятствие так же легко, как немцы пересекли непреодолимую линию Мажино на самолетах, когда французы блокировали дороги. Двое бригадиров, охранявшие квартиру убитого на улице Роттембур Жана Виара, видели, как тот вышел из дома в половине девятого вечера. Разве можно помешать мужчине пойти на свидание? Тем более что его совершенно не