Ожоги от гильз привели в чувство трясущуюся, перепачканную чужой кровью девушку, и она, все еще боясь подняться, медленно отползла за спину Азата.

Стволы пулемета раскалились, но стрелку было плевать. Изо всех сил стараясь удержать в горизонтальном положении вибрирующую махину, поливающую тварь свинцом, в ту секунду он был с ней единым целым, лишь стараясь не зацепить мечущихся по палубе товарищей. Наконец шквал огня, изрыгаемый «ГШГ», принес результат: две ноги чудовища с громким хрустом разломились в местах сочленений, брызнув фонтанами голубоватой крови, и безжизненными культями упали за борт.

— Выкуси, шайтан! — торжествующе заревел Азат во всю мощь легких.

Монстр с отчаянным ревом повалился на содрогнувшуюся палубу, пытаясь уцепиться за покатую поверхность уцелевшими конечностями. Морозный ночной воздух сотряс единый восторженный вопль:

— УР-Р-А-А!!!

— Еще пара ударов, и мы ее стряхнем! — крикнул подволакивающий ногу Савельев.

В соленом воздухе повеяло долгожданным ароматом победы.

— С патронами как?! — увидев, как Батон отбивается от щупалец прикладом винтовки, ухватив ее за ствол, крикнул Треска, молотящий гадину сплошь покрытым едкой слизью топором.

— Пустой! Все на ее зенки истратил!

— Тогда держи, — на секунду оторвавшись от схватки, толстяк ловко перекинул Батону гранату. — Но эта последняя!

В следующее мгновение скользнувшее по палубе щупальце сбило его с ног, и повар, опрокинувшись навзничь, чуть не выронил спасительный боеприпас.

— Едрить!

Откинув винтовку и выдернув чеку, Батон извернулся и со всей силы запустил блестящий шарик в огромную раззявленную пасть, в которой остервенело метался раздвоенный мясистый язык. На подлете гранаты чудище мотнуло головой, и снаряд разорвался на одной из пупырчатых роговых пластин, которыми обросла башка морского дьявола.

— Не одолеть! — обреченно выдохнул Паштет, видя, как ослепший, лишенный нескольких конечностей мутант, яростно клацая зубастой пастью, продолжает упрямо ползти в сторону рубки. — Дожимает, тварь!

Под потолком капитанской каюты грохнуло, и сидящий за столом Лобачев поднял взгляд к потолку, оторвав его от иконы Николая-Чудотворца. Дорожа жизнью товарища, все еще не пришедшего в себя после Ла-Манша, Тарас строго-настрого запретил ему покидать помещение, отрезав в ответ на все протесты:

— Из тебя с твоими нервами сейчас боец никакой!

По корпусу судна с заунывным стоном пробежала дрожь. Капитан проводил отрешенным взором судовой журнал, который медленно пополз по столу, обгоняемый граненым стаканом. С полок ранеными птицами спикировали на пол растрепанные тельца шелестящих страницами книг.

— Что ж это получается? Ребята там за жизнь корабля сражаются, а я тут как последний трус сижу? — нахмурившись, пробормотал Лобачев.

Придержав двумя пальцами сползающий со стола стакан, капитан позволил журналу мягко упасть себе на колени. Переложив его на застеленную койку, он одним длинным неторопливым глотком допил давно остывший чай и, поставив стакан на вибрирующий пол, посмотрел на висящие над капитанским столом фотокарточки. Бережно взяв одну из тех, на которых были изображены он и первая жена, он осторожно приложил снимок к губам.

— Я должен искупить, пойми, — обдавая снимок горячим дыханием, зашептал он. — Как-нибудь еще свидимся, бог даст!

Встав из-за стола и спрятав фотографию под фуражкой, Лобачев решительно вышел из своей каюты.

Безрезультатно отстреляв очередную кассету, обессилевший Азат с рычанием разжал пальцы, от которых тянулись тонкие струйки дыма. Пулемет тяжелым бревном с грохотом рухнул на палубу. Устало присев и облокотившись спиной о рубку, стрелок с наслаждением прижал обожженные руки к влажной спине лодки, под которыми тут же тихонько зашипела чья-то кровь. Тыльной стороной ладони смахнув с лица крупные капли пота, которые холодил атлантический ветер, Азат, наконец, огляделся и заметил рядом съежившуюся Леру, которую рвало морской водой.

— Лер, а ты чего вся мокрая-то? — мгновенно позабыв про все, оружейник склонился над содрогающейся девушкой. — Что с тобой… елки-палки!

— Меня… за борт… выкинуло… — между приступами удушливого кашля, кое-как произнесла девушка. — У тебя… руки обожжены…

— Как это «выкинуло»?! Ты что, была в воде?!

— Да… сначала меня кто-то сшиб, а потом за щупальце уцепилась и поднялась… — словно пьяная пробубнила заплетающимся языком раскачивающаяся Лера. — Твои руки, дай посмотрю…

— Черт с ними! — в сердцах воскликнул тут же наплевавший на сражение и приближающуюся тварь Азат. — Тебе к врачу срочно надо…

— Сильно болит… Дай перевяжу, — не давая ему возразить, с трудом усевшаяся Лера непослушными руками тщетно пыталась оторвать рукав своей тельняшки.

— Оставь ты руку в покое, и не такое видали! — отстранив девушку, Азат приложил ладонь к ее лбу, облепленному мокрыми волосами. — Да ты вся горишь!

Лера резко отвернулась, и ее снова стошнило.

— Извини, — прокашлявшись, пробормотала она, так и не повернув головы.

Азат попытался взять девушку на руки.

— Не надо… не трогай, — вяло запротестовала та. — Сама… я сама…

— Тогда вставай!

Кое-как поставив Леру на ноги, оружейник втолкнул ее в распахнутую дверь рубки, прямо навстречу выходящему на палубу Лобачеву.

— Капитан, вы куда?

— Идите, куда шли, — ответил тот и, шагнув на смотровую площадку, оглядел сцену побоища: извивающиеся, брызжущие фонтанами слизи обрубки щупальцев, отчаянно отбивающихся людей, вспышки пламени, корчащиеся тела раненых. И всюду кровь, кровь, кровь.