– А что со мной? – как бы очнувшись, повторил Василий, похоже изумившись. – Я и сам не знаю…

– Опять попросил газеты, – тихо произнес Любин.

Вдруг газета выпала из рук Алексея Григорьевича, он пошатнулся, судорожно отпил из бокала, снова схватил газету, стал перечитывать какое-то сообщение, и крупные капли пота покрыли его лицо. Потом граф Оболин откинулся на спинку стула и замер, прикрыв веки.

– Ему плохо… – Кирилл уже порывался встать из-за стола. – Надо помочь.

– Сиди! – приказал Забродин. – Сам отойдет. – Он жестом подозвал официанта, проходившего мимо: – Сегодняшние газеты, пожалуйста!

– Момент! – Официант направился к буфетной стойке. Через полминуты в руках Забродина была стопка свежих газет.

Он разделил ее на две половины, одну оставил себе, другую протянул Кириллу. Оба стали просматривать газеты. Василий Белкин, воспользовавшись ситуацией, вернулся к еде, с большим удовольствием поглощая рыбный салат с морской капустой.

– Вот! – тихо воскликнул Кирилл. – В «Дойче беобахтер»!

– Переведи, чтоб и Василий знал… – Забродин ткнул Белкина в бок: – Перестань жрать!

Любин перевел газетную заметку:

– Смотрите, смотрите! – прошептал Белкин.

Алексей Григорьевич медленно поднялся, вынул из кармана пиджака бумажник, достал из него несколько денежных купюр, бросил их на стол и медленно, ни на кого не глядя, побрел к выходу из ресторана.

– Василий, за ним, – приказал Забродин.

Белкин с тоской оглядел стол, на котором далеко не все было съедено, поднялся, выдернул салфетку из-за ворота, вытер губы, повлажневшее лицо и непринужденно, с нахальной развалочкой последовал за графом Оболиным.

Некоторое время Глеб и Кирилл смотрели друг на друга. В глазах Забродина скакали азартные бесенята.

– Что и требовалось доказать, – нарушил молчание Любин. – Дворецкий.

– Может быть, может быть…

– Одно непонятно: зачем Толмачеву понадобилось в Чека посылать два письма?

– Ну, тут, пожалуй, все просто, – после некоторого раздумья ответил Забродин. – Если, конечно, это твой Никита Никитович. Толмачеву надо было убрать графа. Сам он этого сделать по каким-то причинам не мог и решил действовать нашими руками. Первое письмо – приманка. Мы должны были клюнуть. И клюнули. Ему это подтвердили…

– Дарья! – вырвалось у Кирилла.

– Скорее всего, – стараясь быть спокойным, согласился Забродин. – И тогда – второе письмо. Что ж, расчет точный.

– По мне, так примитивный.

– Я склонен сказать по-другому: автор письма… – Глеб помедлил, – так вот, автор письма посчитал нас примитивными.

– Что будем делать? – спросил Любин.

– Ближайшая и немедленная задача – предотвратить сделку.

– Как? – Кирилл выжидательно смотрел на друга.

– Будем думать. На квартире купца Машкова граф видел в лицо только Белкина… А запомнить… В том состоянии, в каком он находился, вряд ли. Ну а нас с тобой впотьмах не мог разглядеть. Да тебя и узнать было невозможно. Теперь здесь, в ресторане… Все внимание Оболина было сосредоточено на двери. Он ждал… Допустим, Толмачева. И больше никто его не интересовал. Верно?

– Верно, – согласился Любин.

– Вот из этого, мой уважаемый Пинкертон, и будем исходить. Есть идея!..

Граф Алексей Григорьевич Оболин занимал просторный номер в аристократическом отеле «Рейн»: мрамор, хрустальные люстры, широкие диваны и удобные кресла, отделанные светло-зеленым плюшем; на широких окнах воздушный голубой тюль и светло-зеленые бархатные портьеры для вечера и ночи, шкафы из орехового дерева, ковры на полу. Алексей Григорьевич, в белой рубашке с высоким воротом, в брюках на подтяжках, в носках (домашние туфли валялись у кровати), метался по всему номеру, собирая вещи, не глядя пихая их в чемодан, потом достал из ящика письменного стола, из-под бумаг, револьвер, посмотрел на него внимательно, на мгновение замер и спрятал оружие на дно чемодана. Задумался… Побежал в спальню. В дверь постучали.

– Какого черта?! – гаркнул граф Оболин.

Однако дверь уже открылась, и в гостиную вошли двое – первым Кирилл Любин, за ним Глеб Забродин.

– Здравствуйте, Алексей Григорьевич! – сказал Кирилл.

– Вы? – Граф с изумлением смотрел на Любина. – Здесь? Какими судьбами? Простите, Кирилл…

– Захарович, – подсказал Любин. – А судьба сейчас у русских людей… Да, позвольте представить: Глеб Кузьмич Забродин, из Петербургского департамента полиции.

– Бывшего, к сожалению… – Глеб щелкнул каблуками, почтительно вытянулся. – Отдел сыска.

Алексей Григорьевич в некоторой растерянности пожал руки неожиданным гостям. Кирилл поднял с полу газету – это, естественно, была «Дойче беобахтер».

– Собственно, мы к вам по этому делу…

– Да как вы меня разыскали? – недоумевал Оболин.

– Помилуйте, Алексей Григорьевич! – улыбнулся Любин. – Весь отель забит русскими. Сегодня в ресторане только и разговоров о вашей «сделке века»…

– Моей!.. – с горечью перебил граф Оболин.

– Вот-вот! – продолжал Любин. – Кто-то сказал, что видел вас здесь, в отеле. Я к портье – точно! И мы с Глебом Кузьмичом у вас!

– Собственно, с какой целью, господа?

– Профессиональное чутье мне подсказало: здесь что-то не так! – вступил в разговор Забродин. – Может быть, от вашего имени…

– Как же, от моего! – желчно перебил граф Оболин. – Мой дворецкий Толмачев… Вор, каналья!..

– Это он?! – с изумлением ахнул Любин (очень правдоподобно). – Тот, что в Ораниенбауме?…

– Представьте! – Алексей Григорьевич задохнулся от негодования. – Он! Должны были встретиться здесь, в «Черных парусах»… Сервиз у него. Попросту украл «Золотую братину»… и не только братину. Ничего не понимаю. Всегда демонстрировал только преданность. Моя верная тень… Пристрелю мерзавца!

– Вы собираетесь… – Забродин отложил газету.

– В Берлин! – кипел граф Оболин. – Пристрелю как собаку! На месте!

– И чего добьетесь, Алексей Григорьевич? – спросил Глеб. – Вас арестуют как убийцу.

– А вы что предложите? – Граф с раздражением смотрел на Забродина.

– Предотвратить сделку, – спокойно пояснил Глеб.

– Это еще возможно? – Оболин оторвался от чемодана, в котором бесцельно перекладывал вещи.

– Если успеем, возможно. – Уверенность слышалась в голосе Забродина. – Тут со мной несколько моих людей, вместе покинули пределы Российской империи. Только, Алексей Григорьевич, сами понимаете, все мы остались без средств…