фитилем дрожала в руке.

– Ваша семья, Иван Петрович, состоит из четырех человек, не так ли? – спросил Забродин, следуя за стариком по коридору первым.

– Да, да, точно так…

– Вы, ваша супруга, мать и младший сын.

– Совершенно верно.

– Вот и представьте их нам. И паспорта…

– Сначала прошу в спальню к матушке… – Хозяин перешел на шепот: – Только она хворая, так что…

– Не волнуйтесь. Мы ее не потревожим.

Все домочадцы бывшего купца первой гильдии Машкова оказались на месте, документы были в порядке.

– Есть ли еще кто-нибудь в квартире? – спросил Забродин. Последовало долгое молчание. Фитиль в керосиновой лампе коптил все сильнее.

– Прошу в гостиную, – пригласил Иван Петрович Машков, и ни одной кровинки не было в его лице.

На кожаном диване спал (или притворялся спящим) человек, с головой накрывшийся одеялом. Глеб Забродин сделал незаметный знак Белкину. Василий солидно откашлялся и строго спросил у хозяина квартиры:

– Это кто, гражданин Машков?

– Родственник мой… – Иван Петрович начал икать. – Из Т-тульской губернии. Прибыл в П-питер… по семейным обстоятельствам.

Василий Белкин прошел в комнату, за ним суетливо семенил бывший купец первой гильдии Машков. Глеб и Кирилл остались стоять в открытых дверях, и лица их были почти слиты с темнотой. Белкин встряхнул спящего за плечо. Мужчина поднялся, сел, оказавшись в нательной рубашке, стал тереть глаза.

– Документы! – победно потребовал Белкин.

Мужчина помедлил несколько мгновений, потом достал из внутреннего кармана пиджака, висевшего на спинке стула, паспорт, молча протянул его Василию. Белкин раскрыл паспорт, взял у хозяина квартиры лампу, поднес ее к документу, прочитал:

– «Сутейкин Анатолий Гаврилович». – Поднес лампу к мужчине, осветив его лицо.

Кирилл Любин узнал графа Алексея Григорьевича Оболина, еле заметно кивнул Забродину: «Он».

– Из каких будете? – спросил Белкин.

– Земский врач, – ответил граф Оболин. – Из Венёвского уезда. Там помечено.

Белкин возвратил «земскому врачу» паспорт.

– Все в порядке. – И повернулся к хозяину квартиры: – Извиняйте, ищем опасного преступника.

Иван Петрович Машков, провожая непрошеных гостей, вышел на лестничную площадку. Последним покидал квартиру купца первой гильдии Василий Белкин. В передней на столике возле зеркала стояла небольшая серебряная пепельница в виде морской раковины. Василий ловким движением руки опустил ее в карман своей кожаной куртки.

Ресторан «Черные паруса» находился в cтаром городе, недалеко от порта, и занимал нижний этаж дома, построенного в первой половине XVIII века. Дом из темного кирпича, с высокой готической крышей, стоял на перекрестке двух улиц, а на крохотной площади – небольшой базарчик. На развалах продавалась всяческая рыба, порой еще трепещущая (только сегодня выловили в море), и всевозможные овощи, аккуратно, даже красиво разложенные, а еще – целый ряд цветов, который представлял собой яркую гамму осенних красок. Базарчик обступили маленькие магазины с пестрыми витринами, двери их были настежь открыты. И в магазинах, и на базаре шла оживленная торговля, сновали люди; цокот подков проезжающих извозчичьих пролеток и шум моторов редких машин тонули в разноголосице продавцов и покупателей.

На одной из пересекающихся улиц, недалеко и от базара, и от дверей ресторана «Черные паруса», приткнулась легкая пролетка, в которую был запряжен стройный жеребец серой масти в яблоках. К его морде была привязана торба из мешковины, и жеребец аппетитно похрустывал овсом. На козлах сидел Саид Алмади, а в самой пролетке разместились Глеб Забродин, Кирилл Любин и Мартин Сарканис. Все четверо были облачены в цивильные костюмы, недорогие, но опрятные. Саида явно смущал клетчатый пиджак – он часто подергивал плечами и поводил шеей. Все молчали, вроде бы с большим интересом наблюдая жизнь приморского городка, – так разительно непохожего на холодный, голодный, грязный и хмурый Петроград, распятый революцией.

– Идет! – нарушил молчание Кирилл Любин.

К ресторану «Черные паруса» быстро подходил граф Алексей Григорьевич Оболин в длинном сером пальто, в тирольской шляпе с пером и короткими полями, в левой руке у него была тяжелая трость. У входа он остановился, огляделся по сторонам и скрылся за массивной дверью с медным тяжелым кольцом вместо ручки. Взглянув на часы – было без пятнадцати минут два, – Забродин объявил:

– Подождем, пока народу побольше набьется.

И тут у ресторана появился Василий Белкин, который в новом костюме смотрелся слегка подгулявшим франтом. Весь облик Белкина говорил: доволен собой и окружающей действительностью. Впрочем, действительностью он был, хотя и приятно, ошарашен: выражение изумления на его круглом лице, казалось, застыло навсегда. Василий Белкин, не торопясь, насвистывая, прошел мимо ресторана, сделал незаметный знак пролетке: «Все, мол, в порядке» – и удалился.

– Молодца! – поцокал языком Алмади.

– Да… – задумчиво проговорил Глеб Забродин. – В артиста превращается наш Вася. Недюжинные способности. Значит, пас от самой гостиницы.

Теперь все смотрели на двери ресторана. Посетителей явно прибавилось: люди шли парами, в одиночку, компаниями. Публика самая разная: представительные господа и дамы в дорогих туалетах, матросы, молодые одинокие женщины. Время обеда, который для многих завсегдатаев «Черных парусов» перерастает в ужин до глубокой ночи. Такова традиция этого заведения.

– Пора! – возвестил Глеб Забродин. – Ты, Саид, – повернулся он к Алмади, – как вчера, обиходь своего коня, поставь в сарае и жди нас в гостинице. Но по необходимости – запрячь лошадь мгновенно и…

– Сделаем, Глеб, – перебил Алмади, и в голосе его прозвучала обида.

К ресторану направились трое: Забродин, Сарканис и Любин. Не успели войти – к ним устремился метрдотель, он же хозяин, папаша Генрих, – здоровенный детина, рябоватый, с коротким ежиком густых волос, в стилизованной форме капитана фрегата «Черные паруса». Он широко улыбался, показывая крепкие желтые зубы, и говорил на ломаном русском языке:

– Рад вас приветствовать, господа! Вам понравился наш расторант? Отшень, отшень рад. Отлично! Милость прошу! Вот ваш стол. Как вчера. Момент! К вам подойдет малтшик.

Зал ресторана был отделан под большую кают-компанию со всяческими предметами корабельного быта. Над буфетной стойкой, за которой лихо орудовал бармен в форме боцмана, висели круглые часы в виде барометра. К столу подошел официант, молодой человек в матросской форме.

– Добрый день, господа! – сказал он по-немецки и положил на стол меню. – Выбирайте, будьте любезны.

– Кирилл, – сказал Забродин, естественно, по-русски, – давай-ка полный обед, не шибко дорого и без спиртного.

Любин раскрыл меню, к нему услужливо склонился официант. Через десять минут холодные закуски и сельтерская вода оказались на столе. Друзья, не торопясь, приступили к еде.

Зал ресторана был наполовину пуст. В дальнем углу шумно гуляла компания матросов, оттуда слышалась немецкая и английская речь. Середину зала занимала круглая эстрада, сейчас пустая, рядом стоял накрытый