гимназию, в которой он учился плохо, упросив отца выполнить его мечту стать офицером и для этого перевести его в кадетский корпус и обещая хорошо учиться. Кто этот «двоюродный брат Тухачевского», Алексеев не называет. Известно, что у отца маршала был брат Константин и сестра Ольга. Очевидно, речь идет о ком-то из сыновей или брата, или сестры Н.Н. Тухачевского. О судьбе этих родственников маршала ничего не известно. Есть сведения о двух Тухачевских, оказавшихся в эмиграции и там умерших: это — Тухачевский Александр Михайлович (1860–1941), бывший камергер Высочайшего Двора, похороненный в Белграде, и его сестра Тухачевская Надежда Михайловна (1859–1924), также похороненная в Белграде. Оба являлись двоюродными братом и сестрой отца маршала, Н.Н. Тухачевского, детьми генерал-майора Михаила Александровича Тухачевского, также проживавшими до 1918 г. в Смоленской губернии.
Так или иначе, все сказанное Алексеевым о Тухачевском-юноше создавало весьма привлекательный образ симпатичного, сильного, незаурядного, волевого молодого человека. Созданный образ не мог не импонировать читателю из русского зарубежья, рождая ностальгию о чем-то близком из своего русского дореволюционного детства.
Однако основной раздел статьи, в котором автор как раз и намерен был дать «квинтэссенцию» личности Тухачевского, содержал следующие сведения и характеристики:
«Что же представляет Тухачевский как человек, как полководец, как «красный маршал»? — задается вопросом Алексеев и отвечает: — Лица, близко его знавшие, в дни плена изучившие его, его друзья рассказывают:
— Это — искатель. Человек, всегда к чему-то устремленный, много думающий, очень начитанный, очень образованный, особенно в вопросах военных. Среди пленных офицеров часто устраивались диспуты, доклады. Тухачевский головою был выше и своих русских товарищей по несчастью, и иностранцев. Он в совершенстве овладел немецким языком. К концу пребывания в плену писал по-немецки литературно и без ошибок. Хорошо знал французский, изучил английский». И здесь оценки Тухачевского Алексеевым даны в «превосходной степени»: «очень начитанный, очень образованный» вообще и «особенно в вопросах военных» и в этом отношении «головою выше» всех военнопленных офицеров.
Действительно, Тухачевский свободно говорил по-французски и, соответственно, получал отличные оценки за знание французского языка и в гимназии, и в кадетском корпусе, и в военном училище. Немецкий он знал во время учебы значительно хуже. По официальным свидетельствам немецкого лагерного начальства, Тухачевский говорил на «ломаном немецком языке». Он значительно улучшил свое владение этим языком уже позднее. Во всяком случае, Алексеев преувеличивает, утверждая, что Тухачевский «в совершенстве овладел немецким языком». Насчет знания маршалом английского языка сведения отсутствуют. Не углубляясь в исследование вопроса о степени совершенства владения им европейскими языками, отмечу главное — автор статьи всячески старался нарочито преувеличить уровень образованности будущего маршала.
Далее Алексеев старательно подчеркивает «национальную ориентированность» Тухачевского. «Иностранцев не любит, даже ненавидит, — категорично утверждает автор статьи великодержавную позицию «красного маршала», — немцев всегда считал врагами». Следует запомнить этот штрих в характеристике Тухачевского, представленной Алексеевым в 1932 г., чтобы можно было сопоставить и сравнить ее с иной, которую этот же автор даст ему три с половиной года спустя.
Однако мимоходом, но вполне определенно, автор допускает диссонирующий «выпад» в характеристике Тухачевского: только что «красный маршал» посетил Германию с официальным визитом, проводил встречи на высшем уровне, включая рейхспрезидента П. фон Гинденбурга, и такое «откровение» о его нелюбви к немцам.
Следует иметь в виду, что публикация помещается в монархической газете «Возрождение», редакция которой находится в Париже и политически ориентирована на Францию, а основная масса читателей — представители русской белой эмиграции, члены РОВС и т. п. Ремарка, что Тухачевский «немцев всегда считал врагами», должна была опровергнуть сложившиеся за рубежом представления о Тухачевском как о «германофиле» и главном проводнике политики «Рапалло». Из всего сказанного и прочитанного читатель должен был вынести убеждение, что визит Тухачевского в Германию имеет исключительно политически- конъюнктурный смысл, а вовсе не является отражением личных «прогерманских симпатий» советского «генерала». И далее в статье следует разъяснение автора именно в этом направлении.
«Но он отнюдь не славянофил-восточник, — как бы смягчая свою категоричность, автор уточняет особенности политического и культурного мировоззрения Тухачевского. — «Россия без Запада жить не может». И следующей фразой Алексеев резюмирует «политическое кредо» будущего маршала: «Тухачевский искренне исповедует российскую великодержавность». Вот и первый «символ веры» Белого движения — «Великая Россия». И автор стремится далее дать более пространное пояснение приведенному выводу о «великодержавности Тухачевского».
«Простонародье презирает, — отмечает Алексеев аристократизм «красного маршала» и усиливает эту характеристику: — Пропитан традицией. И сейчас он гораздо более подтянутый гвардейский офицер старой закваски, чем человек, рожденный революцией. В своих убеждениях всегда тверд». Итак, известная с 20-х гг. и пронизанная иронией оценка бывших офицеров в Красной Армии — «Красная Армия, что редиска: снаружи красная, а внутри белая» — конкретизируется в личности Тухачевского. Тухачевский только снаружи «красный генерал», а на самом деле он по-прежнему является офицером императорской лейб-гвардии и убежденным монархистом. Чем же объясняется тот факт, что этот императорский гвардейский офицер, монархист и вдруг является «красным генералом»? Автор статьи расшифровывает:
«Карьера для него — дороже и выше всего, — автор «открывает тайну», мотивирующую поведение своего «героя». — Тухачевский мечтает быть великим. Хочет быть им. И твердо уверен, что будет, если не сорвется. Коммунистическая партия и партийный билет для Тухачевского лишь средство». И не только потому принадлежность к коммунистической партии является своего рода политическим камуфляжем для Тухачевского, что он, прикрываясь им, стремится сделать карьеру. По своему личностному существу, по природе своей, как убеждает своих читателей автор статьи, он не может быть коммунистом. «Он глубоко индивидуален и ненавидит стадо», — отмечает Алексеев еще один штрих в личности Тухачевского и иллюстрирует это высказыванием якобы самого Тухачевского: «Народ — сволочь. Такой народ расстреливать можно и нужно без конца» — таково его мнение». Это импонирует наиболее решительной и жесткой, убежденной части белой эмиграции. Далее автор статьи дает обильный «иллюстративный материал» тому, как на деле Тухачевский не останавливался перед массовыми расстрелами в годы Гражданской войны. «Под Уфой в июне 1918 г., — приводит пример Алексеев, — по личному распоряжению Тухачевского было расстреляно около 20 тысяч белых». Выше уже обращалось внимание на вольные или невольные «лжесвидетельства» Алексеева. И в данном случае он сообщает легенду, рожденную слухами и ничего общего не имеющую с реальными фактами. Вряд ли имеет смысл опровергать вполне обоснованно сложившееся мнение о решительной безжалостности Тухачевского, но в июне 1918 г. под Уфой его не было. Под Уфой его не было и в 1919 году. Там действовали другие «красные командиры». И если там действительно было расстреляно 20 тысяч белых в июне 1918 г., чему нет никаких реальных подтверждений, то, во всяком случае, Тухачевский к этому не причастен. Однако следует заметить, что автор статьи озабочен не тем, чтобы показать жестокость, безжалостность Тухачевского. Он понимает, что реальных участников Гражданской войны с белой стороны этим не поразишь и не удивишь, сами действовали не менее безжалостно, а многие сожалели, что недостаточно безжалостно. Автор статьи стремится показать «волю к власти», решительность, силу личности Тухачевского — именно такой личности, которая и требуется России. «Но когда было надо, — продолжает Алексеев, поясняя, что жестокость Тухачевского обусловлена его волей к наведению порядка, — он так же беспощадно расстреливал и своих красногвардейцев и красноармейцев». И далее трудно не заметить скрытого восхищения автора, стремящегося передать его своим читателям, беспощадными действиями Тухачевского против восставших крестьян. «Антоновщина» была подавлена Тухачевским, — пишет он. — В его распоряжении были курсанты, венгры, латыши, аэропланы и танки. Тухачевский решил задачу подавления крестьянского бунта просто — стереть с лица земли все села восставшего района».
И ныне много избыточного, преувеличенного, не подтвержденного официальными и объективными документами, всего того, что касается взятия Тухачевским Кронштадта и подавления «антоновщины», но я не буду останавливать внимания на этом аспекте статьи Алексеева, как и вообще на анализе достоверности
