– А в аду, значит, можно всем хамить? Тем более он тебя не слышит и не видит.

– Ладно, я ж пошутил.

– Проходи, шутник, – вежливо сказал Вельзевул, открывая дверь в стене.

Мы зашли в какое-то подобие цеха, всю длину которого по обе стороны занимали канцелярские столы. За столами сидели удивительно знакомые люди, макавшие гусиные перья в чернильницы, пишущие ручками и карандашами. Странно, но листы бумаги перед ними были чистые.

– Это писатели, – сказал Велиал, поймав мой вопросительный взгляд.

– Ага. «Муки творчества» называется. Пишут столетиями, оставляя лишь чистые листы. Без результата.

– Логично, – я многозначительно кивнул головой, – так и в жизни. Сколько ни пиши, никого не научишь образами литературных героев.

– Смотри-ка, начал врубаться, – удивился Велиал.

Поравнявшись с одним из столов, я заметил мужика с длинным носом, которому бес что-то читал вслух. Мужик отстраненно смотрел вдаль, сидя в кресле-качалке. Что-то до боли знакомое было в его чертах.

– Это ж Гоголь! – вскрикнул я.

– Ну, Гоголь, и что? – бросил Вельзевул.

– А за что он-то здесь?

– За то, что вторую часть «Мертвых душ» сжег. Там был секрет, как искоренить на Руси мошенников и казнокрадов.

– Да? Я не знал, – смутился Велиал, – а чо он сжег-то?

– Убоялся. Мне говорил, что без них Россия будет другая, а может, и совсем исчезнет. По его версии, они какой-то баланс сил создают.

– А что ему читают? – спросил я.

– «Casual» Оксаны Робски.

– Странный выбор… очень странный. А почему?

– Да она в интервью брякнула, что Гоголь ее любимый писатель. Вроде учителя. Вот ему и читают «труды ученицы», – заржал Вельзевул.

– И так каждую ночь, – резюмировал Велиал. Пройдя писателей, мы оказались перед следующей дверью.

«Пресс-АДдикт», – прочитал я на табличке над дверью. Осмыслив этот нехитрый микст англо-адского языка, я спросил у Велиала:

– Тут, наверное, журналисты и публицисты сидят?

– Ага. Они самые. Обречены на пожизненную верстку номера.

– А чего они сдать-то его не могут?

– А ты попробуй ему сдай, – подтолкнул меня в дверь Вельзевул.

Тут также стояли столы по обеим стенам, а в конце комнаты за огромным прилавком, сделанным из человеческих костей, сидел толстый черт, принимавший тексты у журналиста. Дойдя до стола, я увидел сидящего перед ним Максима Кононенко ака Мистер Паркер, понуро уткнувшегося в лежавший перед ним документ. «Люцифер Люциферович ™», – прочитал я заголовок.

– Глагол должен жечь сердца людей! – орал на него черт. – Видишь, как у меня?

Черт провел по листу ногтем мизинца, и тот загорелся фиолетовым пламенем.

– А у тебя что? Дерьмо, а не тексты. Популизм и приспособленчество одно. Иди тренируйся.

– Да, Паркер и тут ту же песню заводить пытается, – пробормотал я.

– Ты, можно подумать, здесь в шахтеры переквалифицируешься, – съязвил Вельзевул.

Пройдя пресс-цех, мы оказались на мостике, под которым плескалось озерцо из коричневой жижи. Над поверхностью озерца тут и там показывались человеческие головы, выныривающие и плюющие друг в друга этой жижей. Всюду стоял нестерпимый запах дерьма.

– А эти кто? – спросил я Вельзевула.

– Эти? Литературные критики, театральные критики, кинокритики, ресторанные обозреватели, светские хроникеры, папарацци. Шлоебень всякая, одним словом, в говне плавает.

– А это… они друг в друга говном плюются?

– Ну да. Им же не привыкать. Те же действия, только в других декорациях.

– Я смотрю, у вас тут со смекалкой все в порядке.

– Работаем с огоньком, – язвительно поклонился Велиал, чиркнул пальцем о свою ляжку и прикурил.

С моста мы сошли под своды пещеры. Дорога все больше углублялась вниз. В окружающей темноте изредка попадались факелы. Наконец мы подошли к третьей двери с табличкой «Интернет-АДдикт».

Здесь под присмотром двух чертей рядами сидели сгорбленные люди, долбившие по клавиатуре. На каждом мониторе во весь экран мерцала надпись «Нет соединения». Эти люди были настолько увлечены своим безрезультатным трудом, что не обратили никакого внимания на наше появление. Вельзевул сел на карточки, аккуратно, как кот, прокрался в середину зала, затем выпрямился во весь рост, воздел руки вверх и жутко заревел:

– ПРЕВЕД, КРАСАФЧЕГИ!

Его голос подействовал подобно кнуту. Их спины выпрямились, они дернули головами в сторону Вельзевула, затем попадали под столы и стройным хором ответствовали:

– ПРЕВЕД МЕДВЕД!

– Я не медвед, я чертиг, не усвоили еще? – Вельзевул повернулся к нам и прокомментировал: – Зомби. Ничему не учатся.

– Интернет – это новый отдел. Толком еще и не разобрались с ним. Пока вот без связи мучаются, а там посмотрим, – объяснил Велиал.

Довольно быстро пройдя интернет-цех, мы оказались у больших железных ворот.

Надпись, сделанная фосфоресцирующей краской, гласила:

За дверью находилась проходная, подобно той, которые располагались на старых советских заводах. С вертушкой и стеклянной будкой, в которой сидел пожилой черт. На столе у черта стоял телевизор довольно старой, еще советской модели и лежала кипа журналов с программой передач.

– Привет, Алларих, – поздоровались черти.

– Ага. – Алларих кивнул головой, снял очки, затем пожевал губы и спросил: – Новенький?

– Ага. По твоей части. Политические технологии и предвыборные кампании.

– В русскую зону?

– Так точно.

– Статья?

– Третий срок.

– Как? – обернулся я. – Не понял, почему третий срок?

– Ну, как… – Велиар почесал свою шишковатую голову. – Первый ты в ФЭПе отбыл, так? – Он загнул достаточно грязный палец. – Второй в оппозиции, так? Теперь тут – на третий. Ты же все интересовался, будет он или нет? Могу тебе теперь со всей ответственность заверить – будет.

– Бля… – Я сплюнул под ноги.

Мимо нас через проходную прошли строем восемь чертей с плетьми, любопытно оглядев меня.

– У тебя усиление? – спросил Велиар Аллариха.

– Ага. Геббельса из европейской сюда перевели.

– Буянил?

– Пытался соседей склонять к вступлению в ряды НСДАП. Да замучил всех, одним словом. Пускай теперь тут покантуется.

– Ну, – сказал Вельзевул, – значиться будешь теперь тут.

– Ага. Мы тебя еще навестим, больно ты парень смешной, – крякнул Велиар.

– А я чо, теперь тут навсегда?

– Ну да. Ты же политтехнолог, вот тут со своими и будешь чалиться.

– Бывай, пойдем мы, – сказали черти хором.