Но он, к несчастию, знать, острый взор имел,Увидел ямщика, стояща очень смело,«Я вижу, брат, — сказал, — твое, конечно, дело?Конечно ты, соко́л, кабак развоевал?»Тогда чумак уж рот смеляе разевал.Встает и без порток приходит ко капралу;«Отмсти, — кричит, — отмсти, честной капрал, нахалу,Который здесь меня, безвинного, прибил».Капрал сей был угрюм и шуток не любил.«Кто бил тебя? скажи!» — нахмурясь, вопрошает.Чумак ему на то с слезами отвечает:«Сей пьяница мои все ребра отломал, —При сем на ямщика он пальцем указал. —Наделал и казне и мне притом убытку;И коль запрется он, готов терпеть я пытку;Пивною чашею он лоб мне раскололИ изорвал на мне все порты и камзол».Тогда явился вдруг капрал сам-друг с драгуномИ ре́знул ямщика он плетью, как перуном;Хотя на ней столбец не очень толстый был,Однако из руки капральской ярко бил.Ямщик остолбенел, но с ног не повалился,За то служивый сей и более озлился,Что он не видывал такого мужика,Которого б его не сшибла с ног рука;Велел немедленно связать сего героя,Который принужден отдаться был без боя.Не храбрости ямщик иль силы не имел,Но, знать, с полицией он ссориться не смел.И, бывшим вервием рукам его скрепленным,Ведется абие в тюрьму военнопленным.Тогда у Вакха весь надежды луч погас,И во отчаяньи, как в море, он погряз;Выходит из сего пияного жилищаПодобно так, как зверь, быв поднят с логовища,И более он тут, не медля ни часа,Поехал с дядькою своим на небеса;Летит попрытче он царицы Амазонской[15],Что вихри быстротой предупреждает конской,Летит на тиграх он крылатых так, как ветр,Восходит пыль столбом из-под звериных бедр,Хоть пыль не из-под бедр восходит, всем известно,Но было оное не просто, но чудесно.Он ехал в небеса и тигров погонял,Власы кудрявые ветр тонкий возвевал,Колени тучные наруже были видныИ у́злом связаны воскрилия хламидны[16],Багрян сафьян до икр, черкесски чеботы́?Превосходили все убранства красоты,Персидский был кушак, а шапочка соболья,Из песни взят убор, котору у привольяБурлаки волгские, напившися, поют,А песенку сию Камышенкой зовут,Река, что устьецом в мать-Волгу протекает,Искусство красоты отвсюду извлекает.Уже приехал Вакх к местам тем наконец,В которых пьянствует всегда его отец,И быв взнесен туда зверей своих услугой,Увидел своего родителя с супругой,Юнона не в венце была, но в треухе,А Зевс не на орле сидел, на петухе;Сей, голову свою меж ног его уставя,Кричал «какореку!», Юнону тем забавя.Владетель горних мест, межоблачных зыбей,Заснул, и подпустил Юноне голубей,От коих мать богов свой нос отворотилаИ речью таковой над мужем подшутила,Возведши на него сперва умильный взгляд:«Или и боги так, как смертные, шалят?Знать, слишком, батька мой, нектарца ты искушал?»Зевес ее речей с приятностию слушал;И божеский ответ изрек ей на вопрос:«Знать, не пришибен твой еще, Юнона, нос?»При сих словах ее рукою он погладил.Тут Мом, пристав к речам, и к шутке их подладил,С насмешкою сказал: «О сильный наш Зевес!Я вижу, что и ты такой же Геркулес,Который у своей Омфалии с неделю,Оставя важные дела, и прял куделю.Но что я говорю? Таков весь ныне свет:Уже у модных жен мужей как будто нет;Я вижу всякий день глазами то моими,Мужья все простаки, владеют жены ими».Юноне речь сия казалася груба,Сказала: «Слушай, Мом, мне шутка не люба;Ты ею множество честны́х людей обидишь,Как будто ты мужей разумных уж не видишь?Послушай, бедный Мом, ты слова моего:Мужья жена́м своим послушны для того…То правда, иногда и жены пред мужьями…Но что… Не сыплется сей бисер пред свиньями.
