— Дженнифер захочется провести вечер с тобой.

К тому же вновь испортишь отношения с мамой.

Раз уж она и впрямь пригласила тебя…

— Не сегодня. Скажем, завтра в восемь?

Пейдж покусывала губу.

— В благодарность за то, что присматривала за Дженнифер?

Остин пожал плечами.

— Считай так, если тебе хочется. — Он помолчал. Если уж твоя мама готова сменить гнев на милость, почему бы и тебе не попытаться?

— Зачем тебе это? — Неоконченное дело, — отозвался он. — Ты права, нам придется часто встречаться, но это не должно вызывать неловкость. От прошлого, конечно, просто так не отмахнуться, как ни старайся, а потому надо мириться с ним. Попытаться поправить дело и жить дальше.

— Надеешься, что совместный обед поможет?

— Но ведь хуже не станет?

Пейдж нечего было возразить. Ну как можно отказаться от такого практичного, разумного, любезного предложения? Сложится впечатление, будто она жутко боится его. На самом деле так оно и есть, но что толку откровенничать?

— Ладно, — согласилась она. — Завтра в восемь.

А что еще ей оставалось?

Пейдж, хоть убей, не шло в голову ничего умного, чтобы нарушить молчание Она глянула на лужайку, где Дженнифер, согнувшись чуть не вдвое, тщетно пыталась поднять огромный снежный шар, который скатала, и пошла помочь.

Но только она склонилась к шару, как девочка выпрямилась и стукнулась головой о ее подбородок, отчего Пейдж прикусила нижнюю губу. От боли на глаза ее набежали слезы, а на руке осталась кровь.

У Дженнифер от ужаса расширились глаза.

— Я не хотела, — тихо выговорила она. — Я принесу пластырь.

Остин большими шагами прошел по лужайке к Пейдж, осторожно отвел ее руку, чтобы рассмотреть рану. Затем схватил горсть снега и прижал к пораненной губе.

Пейдж поморщилась от холода.

— Заморозишь руку, — сказала она, стараясь не двигать губами.

— Помолчи, — приказал Остин. — Из тебя неважный чревовещатель. Я ни слова не понял.

— И пластырь пригодится, — заявила Дженнифер. — Мне всегда становится лучше.

Она метнулась к дому.

— Панацея от всех детских страхов, — сказал Остин. Он заговорил нараспев, как зазывала на ярмарке:

— Поцарапанная коленка? Ветрянка? Открытый перелом ноги? Шлепни липкий пластырь — желательно ярко-оранжевого цвета, — и боль как рукой снимет.

Пейдж было улыбнулась, но улыбка тут же погасла, как только она заметила, как вспыхнули его глаза всего в двух дюймах от ее лица. Она судорожно сглотнула.

Остин пришел в себя.

— Извини, не надо было смешить тебя. От улыбки станет больно.

Капля растаявшего снега скатилась Пейдж за ворот, оставляя ледяной след на нежной коже, и покатилась в ложбинку на груди. У нее перехватило дыхание, и она попыталась отстраниться, прижав руку, чтобы поймать случайно упавшую каплю.

Остин еще крепче прижал снежный комок к ее губам, а другой рукой поймал новую каплю, не дав ей попасть за ворот. Его прикосновения беспокоили Пейдж куда больше, чем пораненная губа.

Остин отнял снег, чтобы осмотреть рану.

— Кажется, уже крови нет.

Он осторожно прикоснулся к губе пальцем. Холодное как лед, его прикосновение точно приковало Пейдж, не давая шелохнуться. Она смотрела на него, не отрываясь, и видела, как его глаза потемнели. Все так же неспешно его рука скользнула вниз к ее шее, прижавшись к нежной коже, и он склонил голову.

Как только он нежно коснулся ее губ, стук двери вывел Пейдж из оцепенения. Когда Дженнифер подбежала, они стояли на расстоянии двух футов.

Остин все еще держал в руке оледеневший покрасневший комок снега.

Дженнифер не могла отдышаться.

— Папа поцеловал твою губу, чтобы стало лучше?

Остин издал судорожный смешок.

Эйлин, стоявшая у черного хода, позвала их обедать. Пейдж гадала, успела ли та заметить хоть что- нибудь.

— Не хочу обедать, — ответила Дженнифер. — Я не голодная, и снежная кошка еще не готова.

— Не будешь обедать, — сказала Пейдж, — не получишь горячий шоколад на десерт.

Дженнифер в раздумье смотрела на нее.

— Можно в одной из тех особенных чашек?

Пейдж кивнула, и девочка со всех ног помчалась к двери.

Остин с Пейдж неспешно направились к дому.

— Спасибо за первую помощь, — сказала она. Но твои ботинки промокли.

— Высохнут.

Он скинул их, как только вошел.

— Это ты, должно быть, купила Дженнифер ботинки, — сказал он. — В Атланте они были не нужны, а мне все недосуг.

Он говорил хрипловато, и у Пейдж чуть не закружилась голова. Чтобы не поддаться чувствам, она произнесла весело:

— Прослежу, чтобы ты получил чек.

Приготовленный Эйлин пирог дымился посреди стола, а Дженнифер уже была на своем привычном месте. Едва взрослые уселись, как она заявила:

— Папа, я назову кошечку Пушистик.

На взгляд Пейдж, трудно было придумать более неподходящее имя для кошки с такой облезлой шерсткой. Она искоса глянула на Остина; при виде его с трудом сдерживаемой улыбки ей было уже не удержаться.

— Дженнифер, — пробормотала она, — тебя ждет писательская карьера.

— Или станешь маркетологом, — добавил Остин. Нет, лучше общественные связи — вот чем ты будешь заниматься, Джен.

Дженнифер удивленно переводила взгляд с одного на другого.

— Теперь, когда вы наговорились, — строго произнесла Эйлин, — давайте возьмемся за руки и прочитаем молитву, прежде чем обед остынет.

Это ненадолго, твердила себе Пейдж. Это совсем не то, что держаться за руки, когда прогуливаешься. И все же ее пальцы дрожали, когда она опустила их на раскрытую ладонь Остина.

Ладонь была теплой, словно он и не держал в ней снег. Остин слегка сжал ее руку. Пейдж прикрыла глаза и вся отдалась тихо звучащим словам молитвы. Но они не доходили до сознания: она ощущала только прикосновение его руки.

Вот так и должно было бы быть, думала она.

Собираться вместе на семейный обед после возни в снегу. Три поколения, взявшиеся за руки и произносящие благодарственную молитву, болтая, поддразнивая друг друга и смеясь… Дженнифер могла бы быть ее дочерью, и они втроем могли бы возвращаться вместе домой по вечерам. Они могли бы быть настоящей семьей…

Он отпустил ее руку. С такой же легкостью, с какой выбросил ее когда-то из головы, подумала Пейдж.

Настоящая семья. Только вот Остину это было не нужно. А потому он ушел и женился на Марлис Говард