— Уже час пятнадцать, — сказала Джина, выходя за ней в коридор. — Ты что, только встала?
— Немного раньше.
Они прошли в гостиную и Эмма бросилась на кушетку:
— Я просто не могла себя заставить встать. А мне надо, надо, потому что мы проводим дополнительные съемки, Хейл не может ждать, а я должна быть молодцом, я всегда должна быть молодцом…
Джина села с ней рядом:
— Ну-ка, погляди на меня.
Эмма медленно подняла голову, моргая на серо-белый свет, пробивавшийся сквозь низкие облака и редкие снежинки. Она встретилась со взглядом Джины, но было такое впечатление, что вовсе ее не увидела: ее взгляд был какой-то смазанный, рассеянный, ни на чем не сосредоточенный, ничем не интересующийся.
— Ты слишком увлеклась этой дрянью, сказала Джина грубовато. — И, на мой взгляд, ты к тому же смешиваешь разные яды. Эмма? Ты меня слышишь?
— Конечно. — Постепенно Эмма сфокусировала свой взгляд на ней. — Я в порядке, Джина, просто мы ужасно, поздно закончили вчера, вот и все; я думаю, вернулась домой в четыре ночи или около того.
— Наркотики и выпивка, да?
— Не много, Джина, я вообще много не пью, мне не нравится вкус.
— И еще что-то, третье. Что же? Что ты еще принимала в последнее время?
— Не знаю…
— Ну же, солнышко, просто скажи мне, что ты принимала. Наркотики, выпивка и… что?
— Только какое-то снотворное. Я иногда не могу заснуть. А мне нужно, потому что иначе я буду ужасно выглядеть на следующий…
— Какое?
— Ну, какие-то обычные пилюли, Джина, ничего такого.
— Какое?
— Называется «Халсион».
— Никогда не слышала. Нечто… не могу вспомнить. — Джина нахмурилась. — Кто тебе его прописал?
— Доктор Саракен, Брикс его знает. Все нормально, Джина, оно действительно помогает.
— И поскольку ты принимаешь?
— Не знаю. Не много. Одну пилюлю. Иногда две.
— Это все плюс наркотики и алкоголь.
— Нет. То есть не всегда. Я не много принимаю, Джина — капельку.
— А чего не много?
— Кокаина, чаще всего: он нравится Бриксу. И он ничего дурного со мной не делает, просто мне становится хорошо и радостно, вот и все; Брикс и выпить любит, но мне действительно вкус не нравится. Кокаин я люблю больше, с ним все кажется отличным. Не то, чтобы я наркоманка или что-то в этом роде, я не привязана к этому, это просто… как инструмент для улучшения жизни, так Брикс говорит: как ручка — для письма, да? В общем, мы используем кокаин, чтобы немного повеселиться.
— Оригинально! — сказала Джина сухо.
— Он очень умный. Джина, послушайся должна тебе сказать. — Она попыталась сесть прямо. — Я говорила с Бриксом и он сказал, что они переносят дату выпуска, ну, понимаешь, ПК-20.
— Они отменяют выпуск?
— Он сказал, что переносят до тех пор, пока не проведут кучу новых тестов.
— Он так сказал? Эмма, он действительно так сказал?
— Да, он обещал. Он сказал, что я не должна никому говорить, так что ты держи это при себе, тебе-то я должна была сказать.
— А почему нельзя никому рассказывать?
— О, по многим причинам. Но больше всего его волнует репутация компании; он сказал, что иначе все начнут говорить, будто у них плохой контроль качества, и тогда снова заработать репутацию будет очень сложно. Может быть, никогда больше не удастся.
— А может быть, люди станут говорить, что компания — хорошая, очень заботливая, и так охотно тратит деньги, чтобы гарантировать безопасность покупателям.
Эмма снова смешалась:
— Да, может быть. Но Брикс так не говорил. Он очень заботился, на самом деле, чтобы никто не узнал о том, что происходит. Даже о записках. Он все спрашивал и спрашивал…
— О записках? Ты сказала ему, что видела их? Эмма, я же просила тебя, я буквально умоляла тебя не говорить ему.
— Я знаю, но как иначе я бы его предупредила? Я должна была рассказать ему все, или он не воспринял бы меня серьезно.
Джина в задумчивости опустила голову и глубоко вздохнула. Затем подняла глаза:
— Что он спрашивал?
— Что?
— Ты начала говорить о записках, что он все спрашивал и спрашивал… что-то.
— А! Не рассказывала ли я о них кому-нибудь.
— И? Что ты сказала?
— Ну, я сказала, что нет. Что еще я могла сказать? Он бы меня возненавидел, если бы узнал, что я рассказала тебе, и раз уж я однажды сказала «нет», то теперь приходится это повторять.
Джина вздрогнула:
— Почему повторять?
— Я же тебе сказала: он "все спрашивал и спрашивал. Про записки, про тесты, которых они не делали, про тесты, которые, он говорит, они собираются начать, про все это. Все это так сложно, я даже не хочу об этом думать. Я не собираюсь об этом думать. Я собираюсь лечь спать, я так хочу спать…
— Подожди-ка. — Джина ухватила ее за руку. — Послушай, это важно. Он считает, что ты единственный человек, который знает о записках?.
— Да, все в порядке, он не волнуется, он знает, что может мне доверять. — Она уткнулась в Джину. — Я иду спать, я просто хотела, чтобы ты узнала. Все отлично. Скажи маме, что мы чуть позже увидимся, ладно?
Джина обвила ее руками и прижала к себе. Она казалась такой хрупкой, такой беззащитной…
. — Солнышко, послушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты держалась поближе к дому. Хорошо? Обещай мне.
— А зачем? — пробормотала Эмма сонливо.
— Ну… — Джина прислонилась щекой к голове Эммы, прижала ее к себе еще крепче и постаралась говорить как можно небрежней. — Ну, ведь Рождество — это очень подходящее время для того, чтобы вам с мамой побыть вместе. Ладно? — Ей показалось, что она ощутила, как Эмма кивнула. — Да? Ты побудешь дома?
— Конечно. — Эмма медленно поднялась на ноги. — Я чувствую такую тяжесть, как будто все вытекает из задницы.
— Ну, я помогу тебе. — Она обвила рукой талию Эммы и они вместе отправились по винтовой лестнице, а потом по коридору в комнату Эммы. Джина помогла ей улечься, укрыла ее стеганым одеялом, и немного постояла, пока она почти мгновенно не заснула.
— Бедняжка моя милая, — пробормотала она. — Нам нужно найти способ тебя спасти. — Она наклонилась, поцеловала девушку и, закрыв дверь, тихонько спустилась обратно вниз.
Клер была за столом одна, глядела на огонь, сжимая руками чашку с кофе.
— Они ушли? — спросила Джина. Клер кивнула. Затем подняла глаза:
— Что случилось, Джина?
— Ну… — Она села и налила себе кофе. — Эмма принимает много наркотиков, Клер, она и пьет тоже, но, вероятно, не…
— Это неправда! — Клер глядела на нее сердито. — Эмма никогда не принимала наркотики, ни она, ни