дали отпуск до полного выздоровления.

— Что со «Своллоу»?

— Он сильно поврежден и отправится на ремонт в сухой док.

— А пленные?

— Каждый из них получит то, что заслужил.

— Это означает…

— Их повесят как корсаров, ничего иного никто и не ожидал.

— Как корсаров? Но капитан Кайман утверждает, что он захватил «Оррибль» лишь для того, чтобы в качестве капера воевать против Юга. Не удастся ли ему таким образом выкрутиться?

— Никоим образом, у него нет каперского свидетельства, и, даже если бы он его и имел, он все равно остается капитаном Кайманом, который за свои прежние заслуги, в частности торговлю рабами и пиратство, должна быть вздернут на рее.

— А мисс Адмиральша?

— Ее также повесят, можете в этом не сомневаться. Остальных пленных, из тех, что участвовали в угоне «Оррибля» и остались живы, вероятнее всего, ждет та же участь, ибо всех их следует рассматривать как пиратов. Думаю, что они останутся не так довольны своей судьбой, как вы — тем известием, что я принес из Адмиралтейства.

— Значит, это хорошее известие?

— Очень хорошее. Во-первых, та огромная сумма, что мы обнаружили у мисс Адмиральши, с которой она хотела бежать, рассматривается как принадлежащий нам приз. Во-вторых, нам выплатят большой куш за возврат угнанного капитаном Кайманом «Оррибля». И, в-третьих, мы получим значительные призовые деньги за нашу победу над «Флоридой». Сейчас она лежит на дне, но потом ее поднимут. Эти деньги мы поделим между собой, и каждому из нас достанется столько, что…

— Только не мне, — прервал его Дедли-Ган.

— Почему?

— Я не привык брать не принадлежащие мне деньги.

— Но вы их заслужили!

— Нет. Я был всего лишь гостем на вашем корабле; призовые деньги принадлежат команде.

— Вы не гость, вы дрались с нами плечом к плечу.

— Возможно, но все-таки я ничего не возьму. Я забрал у капитана Каймана те ценные бумаги, что он украл у меня в убежище. Одну из них он, правда, продал, но из полученной суммы успел истратить очень мало, так что я чувствую себя вполне удовлетворенным. Виннету тоже ничего не возьмет, а что до моих храбрых трапперов, то никому из них не придет в голову лишать ваших моряков значительной части их призовых денег. Мы и так должны быть благодарны вам и им за возможность получить обратно наше имущество. Скажи-ка, Дик Хаммердал, ты хочешь иметь эти деньги?

— Хочу я их иметь или нет, это все равно, но я их не возьму, — ответил Дик. — А ты что на это скажешь, Пит Холберс, старый енот?

Длинный равнодушно проворчал:

— Если ты считаешь, Дик, что я их не должен брать, так я ничего не имею против. Никто из нас их не возьмет. А если кто-нибудь нас к этому принудит, то пусть Петер Польтер получит мою долю, хотя бы для того, чтобы это вселило в него желание снова приехать к нам на Запад. Мне доставляет большое удовольствие видеть его на лошади.

— Оставьте меня в покое с вашими лошадями! — завопил штурман. — Пусть меня лучше растолкут в ступе, а из того, что получится, наделают морских сухарей, чем я еще раз сяду на скотину, подобную тому рысаку, на котором мне пришлось скакать в последний раз. Больше я, пожалуй, ничего не скажу, потому что то, что я имею сказать по этому поводу, пусть уж лучше останется невысказанным, до такой степени мне все это противно.

— Тебе вовсе нет надобности снова становиться траппером, — заметил Уолпол. — Я рассказал в Адмиралтействе, чем мы тебе обязаны и как храбро ты себя вел. При первой же вакансии о тебе вспомнят и дадут место, которым ты вполне сможешь гордиться.

— Это правда? На самом деле так? Вы вспомнили обо мне среди высоких господ?

— Да.

— И мне доверят хороший пост?

— Мне обещали это совершенно твердо.

— Благодарю вас, сэр, благодарю вас! Скоро я снова буду нужен! Гей, ура, ура! Петер Польтер…

— По какому поводу ты так сильно рычишь, старый морской лев? — прервала его хозяйка, которая как раз вошла в дверь.

— И ты еще спрашиваешь! — ответил он. — Раз уж я — морской лев, то, конечно, должен рычать. И у меня есть все основания для этого. Ты знаешь, матушка Додд, за мои большие заслуги меня скоро сделают адмиралом.

— Адмиралом? — расхохоталась она. — В это я, конечно, верю, потому что кое-что для этого у тебя имеется, спору нет. Но что тогда прикажешь делать с твоей новой профессией, которой ты столь сильно гордишься?

— Что это за новая профессия?

— Ну как же, вестмен, траппер, охотник за бобрами…

— Молчи! Ни слова больше, если ты не хочешь насмерть со мной поссориться! Если я сажусь на коня, мне никогда не известно, куда его понесет. Но стоя на палубе корабля, я всегда точно знаю курс и не могу выпасть из седла. Так что черт с ними, с этими вестменами, я теперь немного представляю себе, что это такое, но мне, пожалуй, лучше так и остаться старым морским львом, каковым я, собственно говоря, всегда и был!

Наступила ночь, и пора было уже подумать о сне. Матушка Додд приготовила для гостей свои самые лучшие комнаты.

Дедли-Ган с племянником вышел прогуляться в примыкавший к дому матушки Додд сад. Он сказал:

— Я долго колебался, но теперь решил: раз уж мы оказались здесь, на востоке, я поеду с тобой дальше.

— И останетесь с нами навсегда, дорогой дядя?

— Нет. Прерия никогда не отпускает от себя тех, кто принадлежит ей. Я проведу у вас некоторое время, но потом вернусь обратно к моим трапперам. Прерия дарит нам свободу в этой жизни, найдется в ней для меня местечко и после смерти.

Они дошли до угла сада, где росли высокие, стройные липы с густыми кронами, и вдруг увидели фигуру растянувшегося на траве мужчины.

— Кто это? — спросил Дедли-Ган.

Они подошли ближе.

— Кто здесь? — повторил вопрос Тиме. Мужчина скинул с себя одеяло и встал. Это был Виннету.

— Вигвам, в котором спят мои белые братья, очень хорош, но сын прерий больше любит блеск звезд и свежий воздух. Апач чувствует себя дома среди стеблей травы, прикрывшись небесным облаком — как это с детства делают сыны моего народа. Хуг!

Книга под таким названием впервые была выпущена издательством имени Карла Мая в 1921 году. В одном томе были объединены пять ранних рассказов писателя, сюжетно воспроизводящих вторую книгу романа «Верная Рука». Издатели остановились на следующих рассказах: