понимали. А солдаты мои, увидев такую массу огня, стали глубже закапываться в землю, спешно делали подкопы в траншеях, лисьи норы. Только прекратился огонь, на первую роту цепями побежали немцы. И что вы думаете?! Тут же закувыркались! Первая рота вдруг ожила и таким огнем их встретила! Мы тоже, развернув свои пулеметы, стали поливать их огнем. Вы же знаете, какая там ровная поляна. Редким счастливчикам удалось выбраться. Потом немцы снова стали бить артиллерией то по первой роте, то по нашей. А к полудню бросили танки. После артналетов у нас осталось из четырех противотанковых орудий одно, а остались ли в живых ПТО[12] в первой роте, нам не было известно. Подняв всех солдат с противотанковыми ружьями, сам я побежал к орудию. Хотя там у меня ребята были надежные, но все-таки поддержать надо. Одно орудие у нас осталось, на него только и была надежда.
Четыре танка ползли прямо на первую роту. Два повернули к нам. Слышим, захлопали противотанковые орудия первой роты. Как они там уцелели?! Удивительно! Видно, хорошо готовились, вкопались как следует. Один танк перед первой ротой загорелся, другой подбили, он завертелся на месте. Два целых пытались взять подбитый на буксир, но в это время еще один загорелся. Пехота, что шла за танками, сразу повернула обратно. Офицеры кричали, заворачивали бегущих солдат. Тут подоспевшие еще четыре танка и заставили замолчать противотанковые орудия первой роты. Пока мы наблюдали, один из танков, шедших на нас, забуксовал, попал в болото. Мои пэтээровцы не выдержали и открыли огонь. Толку никакого, а себя обнаружили и вызвали на нас бешеный прицельный огонь из обоих танков. Единственное наше противотанковое орудие сразу подбили, и бороться с танками у нас стало нечем.
В два часа дня бой кончился — немцы сели обедать. А мы заспешили эвакуировать раненых. Многих переранило у нас, и погибло много. Раненый политрук долго помогал мне, пока не потерял сознание. В обед мы его эвакуировали на КП полка. После обеда немцы артиллерией стал бить по реке и правому берегу. Часа два били туда, а потом снова обрушили весь свой огонь против нас. И после каждого налета на нас бежала немецкая пехота. До самого темна атаковали. Пока держалась первая рота, мы, вместе, прочно стояли. Потом на ее участке все стихло, и мы увидели, как немцы, огибая болото, стали втягиваться в наш лес.
— Ну, а как же вы оказались на второй линии обороны? — спросил я Филатова.
— Когда все стихло, — продолжал он, — я проверил людей. Оказалось боеспособных девять человек. Что делать? Оставаться здесь, так нас могут обойти и с флангов, и с тыла, перестреляют всех. Я решил отойти, пока не поздно, на вторую линию, поближе к КП батальона. Думал я так. Может, там уже есть кто- нибудь, а если и нет никого, то всяко там будет ближе к командованию и, может, нам удастся получить кое- какую помощь. Вот так мы и оказались здесь.
Все это рассказывал мне командир на ходу, показывая одновременно своих героев и огневые средства. Мы шли то по мокрой, росной траве, то спускались в траншеи и шли по грязи, дрыгая ногами, чтобы оторвать от сапог налипшие комья.
Стало уже совсем темно. Яркое солнце показалось своим верхним краем над необъятными лесными просторами. Над рекой поднимался редкий сероватый туман. Ветра не было, но какое-то колебание воздуха временами подергивало листву могучих берез и осин. На земле же было настолько тихо, что шорох травы под сапогами, наверно, можно было слышать на расстоянии. И мне вдруг показалось, что я иду по полям колхоза, а его председатель по пути рассказывает мне о достоинствах и недостатках своего хозяйства... До чего же этот командир роты был деловитый, рассудительный, смелый и мужественный человек! Хотелось схватить его, затрясти, крепко расцеловать! Настоящий герой! Потеряв в неравном бою почти всю роту, он не потерялся сам, не упал духом, но совершенно разумно, смело, не оглядываясь назад, собрал своих последних бойцов и организованно отошел на новый рубеж. А здесь расставил свои небольшие огневые средства на возможно широком фронте и организовал новую неприступную оборону. В условиях сложившейся боевой обстановки — поистине суворовское решение!
Время поджимало! Согласно древнепрусскому шаблону, война должна начинаться в восемь часов утра, а стрелки часов показывали шесть двадцать. С лейтенантом Филатовым мы еще раз прошли на самый левый фланг его обороны, и я получил полное представление о состоянии обороны самого важного участка на всем плацдарме. Нужно было срочно укреплять этот участок, так как защищать его было фактически некому.
Простившись с лейтенантом, я вышел к дзоту со стороны реки по минному полю, проходы через которое теперь были известны только мне одному. Тех, кто их знал, кроме меня, теперь на командном пункте батальона уже не было. Выскочив из леса на небольшую полянку, на которой и возвышался дзот, я увидел возле него группу новых солдат. Это оказалось первое присланное из полка подкрепление... тринадцать человек.
Почесав затылок, я принялся задело. Первое, выяснил, кто и каким оружием владеет. Оказалось, только двое знают станковый пулемет, трое — ручной, остальные знакомы только с винтовкой и автоматом. Из оружия это подкрепление имело ручной пулемет, три автомата и девять винтовок, и у каждого две гранаты, зато патронами все снабжены вдоволь. Пополнив вооружение желающих гранатами, мы немедленно направили их, бегом, в распоряжение командира роты, будучи уверенными, что уж он-то распорядится прибытком с умением и пользой. Связь с командным пунктом полка была полностью восстановлена и работала нормально. Радист вернулся с исправленной рацией.
Докладывая начальнику оперативного отдела штаба дивизии подполковнику Горшунову, появившемуся на плацдарме, обстановку, я нарисовал ему картину нашей обороны как довольно бледную:
— Если вчера этот участок защищали около трехсот человек с десятью станковыми пулеметами и восемью противотанковыми пушками, представляете нашу силу сопротивления сегодня — с двумя станковыми, пятью ручными пулеметами и гарнизоном в тридцать человек вместе со мной?
— Но вы, кажется, агитируете за то, что воевать надо не числом, а умением?
— Безусловно, мы приложим все силы и старание, чтобы оправдать это умное изречение, но, боюсь, как бы не пришлось вам потом упражняться стилем брасс или кроль, — отшутился я.
Перейдя на серьезный разговор, Горшунов сказал, что он доложит обстановку генералу, но никаких подкреплений до следующей ночи ожидать не приходится:
— Держитесь наличными силами. Чем мы можем вам помочь, так это артиллерийским огнем с правого берега, давайте только заявки и точные координаты.
В это время вокруг нашего дзота загремели взрывы. Связь сразу прервалась, и мы опять оказались в полной изоляции.
— Опять где-то перебило провод. Целую ночь ползали на четвереньках, закапывали, и вот тебе снова, — сокрушался Аверьянов.
— Разверните рацию, — приказал я. — Необходимо срочно вызвать артиллерийский огонь по противнику и передать координаты.
Радист торопливо снял чехол с рации и стал в ней копаться. Немецкая артиллерия била почти беспрерывно. Сегодня она била по дивизиону, создавая беспрерывный шквал огня. Основной удар приходился между второй линией и берегом реки, центром оказался как раз наш дзот, координаты которого немцы хорошо знали.
«Значит, сегодня они нажмут», — с тревогой подумал я и приказал:
— Немедленно подготовить ручной пулемет, оба автомата, винтовки и гранаты, после артиллерии следует ожидать атаки.
И действительно, только артиллерия перенесла огонь на переправу, мы услышали улюлюканье немцев.
Выскочив из дзота, я увидел роту гитлеровцев, они бежали к нашему проволочному заграждению через комбинированное минное поле. Несколько взрывов противопехотных мин и «сюрпризов» создали замешательство среди наступающих, но подбежавшие офицеры, грозя и стреляя из парабеллумов, гнали солдат вперед, на мины. И в этот момент, воспользовавшись заминкой врага, резко затрещал наш ручной пулемет, захлопали одиночные винтовочные выстрелы, четко заработали два наших автомата, а во фланг немцам ударил станковый пулемет Филатова. Неистовый крик огласил лес — оставляя массу убитых и раненых, немцы в панике откатились назад.
