Осмотрев подходящие для сигнализации места вокруг двери, никаких кнопок или чего-то подобного не обнаружил, и направился к заводским воротам. На них я нащупал изнутри большой амбарный висячий замок. Калитка тоже была закрыта изнутри, но щеколда почему-то находилась в мертвой неподвижности: сколько ни вертел скобу, щеколда не поднималась.

Не добившись успеха, я беспомощно топтался у ворот, не зная, что делать. Однако, думал я, если завод закрыт изнутри, значит, внутри заводского двора кто-то есть. Должен быть. Чудес на свете не бывает, хотя о них и долдонят до сих пор священнослужители всех мастей, стремясь оболванить верующих. Ворота сами не запираются на висячий замок.

Нащупав у стены под воротами какой-то металлический стержень, я принялся им стучать по воротам, громко взывая:

— Эге-гей! Кто там живой за воротами? Откройте!

На мой зов по-прежнему никто не откликался. Неужели на заводе никого нет? Может быть, напуганные близкими боями, сторожа закрыли завод изнутри и ушли каким-то черным ходом? Но почему тогда так настойчиво требовал расследования член Военного совета армии? Неужели, не убедившись в точности информации, так легко поддался на шутку, а может быть — провокацию? Нет, такое невероятно. Значит, нужно все еще раз детально и до конца проверить. Главное — есть ли кто-то на заводе? Только убедившись, что здесь действительно никого нет, я могу возвращаться в политотдел. Не могу же я вернуться и доложить начальнику: завод закрыт изнутри, проникнуть на него не удалось. Это как раз и означало бы невыполнение задачи. Нет, думаю, так дело не пойдет.

Просунув руку за решетку ворот, я принялся ощупью искать запор, так крепко удерживающий калитку, — но другого запора, кроме щеколды, не обнаружил. Что же держит защелку? Упорно продолжая обследовать запор с внутренней стороны, я вдруг нащупал выше щеколды металлический шпенек, плотно прижимающий ее сверху. Ага, думаю, вот в чем дело. Выдернул шпенек и повернул скобу — щеколда, лязгнув, поднялась, и калитка открылась. Обрадованный, я шагнул во двор и закрыл за собой калитку на шпенек.

Прежде всего я заглянул в помещение проходной. Здесь, сидя в грубом деревянном кресле, крепко спал наш солдат. Тихонько взяв из его рук винтовку, я стал будить его. Будить вооруженного солдата на посту опасно.

— Вы почему спите на посту? — спросил я у проснувшегося бойца. Он, дрожа, стоял передо мною. — Вот ваша винтовка. Да и без нее я был вооружен, и, будь я враг, я бы убил вас, а затем разделался со всеми, кого вы поставлены охранять, или взорвал объект, который вам поручено охранять.

Солдат молчал.

— Что мне теперь с вами делать? По законам военного времени вас необходимо отдать под суд военного трибунала. Вы какой части? Где она располагается? Кто ваш командир?

Но он словно онемел.

— Есть ли, кроме вас, кто-либо на заводе?

Солдат упорно молчал. И вдруг я заметил, как он внутренне напружинился, явно готовясь к внезапному прыжку. Эге, думаю, паря, не на того нарвался! Вскинув винтовку, быстро дослал патрон и громко скомандовал:

— Руки вверх! Выходи во двор!

Только здесь, оказавшись под дулом винтовки, солдат понял всю безнадежность своего положения и взмолился:

— Простите, товарищ майор! Не знаю, как уснул! Несколько суток работали на переправах, выбился из сил — потеряли где ночь, где день; видно, и уснул. Простите, пожалуйста!

— Ну, так бы и сказал сразу. Я-то ведь и сам сапер, сразу бы понял. Зачем же выкручиваться?

Солдат стоял все еще с поднятыми руками, в глаза не смотрел.

— Опустите руки. — Вынув патрон из ствола, я подал ему винтовку.

— Спасибо, товарищ майор, — чуть не выхватив из моих рук винтовку, поблагодарил солдат.

— Ну, где вы тут располагаетесь? — спросил я, понимая, что он здесь, конечно, не один.

— А вон, — показал он на открытую дверь. — Там и есть наша рота. Товарищ майор! Разрешите вернуться на пост!

— Идите, — разрешил я, а сам поспешил к открытой двери, на которую указал солдат.

Прямо на пороге, упершись спиной о дверную коробку, в обнимку с винтовкой спал часовой, а внутри большого складского помещения на деревянном полу вповалку храпела вся рота. На столе чуть теплилась, мигая, «летучая мышь».

У стола, навалившись грудью и положив головы на руки, сидели, вернее спали, сидя на стульях, еще трое: старший лейтенант, младший лейтенант и старшина. Ну, думаю, это, наверно, и есть все главное командование роты. Перешагнув через спящего часового, я подошел к столу и стал их будить. Старшина, проснувшись раньше других и увидев перед собой майора, вдруг во все горло заорал:

— Подъем!

— Тс-с! Тихо! — приказал я. — Зачем же будить людей? Пусть отдыхают. И вам следовало отдыхать, только не всем одновременно.

— Извините, товарищ майор, за допущенную оплошность. Так устали за последние дни, что...

— Ну хорошо, — перебил я старшего лейтенанта, — допустим, что я простил вам. Но будь на моем месте враг, простил бы он вам эту оплошность? Вы же на фронте, в городе, где всего несколько часов назад хозяйничал враг. Как же можно забывать об этом? Как можно допускать такую беспечность? Я верю, что вы сильно устали и выбились из сил. Но именно поэтому нужна бдительность. В отдыхе нуждается вся рота; значит, организуйте охрану и патрулирование так, чтобы часовые и патрули менялись почаще. И отдых надо организовать таким образом, чтобы солдаты могли отоспаться, не дергать их по делу и без дела.

Поняв всю тяжесть допущенной им оплошности, старший лейтенант сник, голова его упала чуть не на грудь. Младший лейтенант и старшина стояли рядом, переминаясь с ноги на ногу. Солдаты по-прежнему безмятежно спали. Только часовой, спавший на пороге, услышав громкую команду старшины, проснулся и вскочил на ноги, отряхиваясь, приводил себя в порядок.

Из разговора с солдатом в проходной, мне было известно, что я имею дело с ротой саперов, но чья она, все еще не узнал, но был убежден, что не из наших частей, поскольку их здесь не было и близко. Предъявив служебное удостоверение, я стал беседовать с командиром роты. Старшина и младший лейтенант, попросив разрешения, ушли по своим делам.

Коротко посвятив старшего лейтенанта в цели своего раннего визита, я стал спрашивать его. Кто, когда и почему здесь бесчинствовал и в чем это конкретно выражалось?

Слушая меня с недоуменным видом, командир роты, кажется, что-то припоминал и с напряжением старался восстановить в памяти. Наконец, поняв, в чем дело, стал объяснять все по порядку:

— Вчера поздно вечером, когда мы только ворвались в город и проходили мимо этого завода, вдруг заметили, что какая-то группа людей мотается по заводу, спешно загружая машину ящиками водки, и, распахнув ворота, пытается уехать. Мы поспешили на завод и всех задержали. Задержали и машину с водкой. Вон она, стоит в углу. Группу обыскали, оружия никакого у них не было; у одного обнаружили связку ключей, которыми мы затем открывали, в присутствии этой группы, цеха, склады и другие подсобные помещения — и повсюду оказались ящики водки. На наш вопрос: «Кто вы такие?» — все ответили, что они рабочие этого завода. Спросили: «Куда пытались вывезти водку с завода?»-«Хотели взять себе».Так это или не так, разбираться с ними было некогда. Проверив завод на мины и не обнаружив чего-либо подозрительного, мы всех отпустили, отобрав вот эти ключи. А завод взяли под свою охрану, поскольку на нем много различной продукции и материалов. Никто здесь не бесчинствовал, не дебоширил, не шумел. Людей мы не трогали, ничего у них не брали, а что обыскали, так ведь застали их за делом неприятным. Утром собирался доложить командованию об этом заводе и выяснить, кому его сдать.

— Правильно вы поступили, товарищ старший лейтенант! Я благодарю — вас лично! Обо всем, что вы рассказали, я доложу своему командованию. Вы правы, оставлять завод безнадзорным нельзя, это было бы хорошей находкой для мародеров и таких вот темных людей, которым вы помешали.

Простившись с офицерами роты, я отправился в обратный путь.