можно, приготовьте нам, холодную закусочку, ну, что-нибудь из селедочки или шпротов.

— Карашо, карашо, это мошна, — ответила официантка с согласия шеф-повара.

Хозяева вышли, а для меня наступило неожиданное — и самое тяжелое и мучительное — испытание. Оба моих спутника, мгновенно растянувшись на диванах, уснули мертвецким сном, и мне ничего не оставалось, как бодрствовать, распростившись с собственной сладкой мечтой о сне. Ведь если бы я тоже заснул, это как раз и означало бы потерю бдительности и предоставление наших жизней воле судьбы. Не знаю, подумали ли об этом уснувшие мои товарищи? А я должен бы найти в себе силу и волю преодолеть сон. Но может ли выдержать человек, не спавший трое суток да еще слушая у себя под боком храп безмятежно спящих? Это невыносимо! Это настоящая и, я бы сказал, самая изощренная и бесчеловечная пытка. Но выхода не было. Разбудить их невозможно. У меня разболелась голова. Я встал и принялся ходить по залу, но меня бросало из стороны в сторону, как пьяного. Я не держался на ногах. Куда уж тут пить водку? — подумал я. Промаявшись таким образом около часа, я не выдержал и вышел во двор на свежий воздух.

Утренний прохладный ветерок, дохнул в лицо и как-то сразу оживил меня. Стало легче, а через пять-десять минут и совсем хорошо. Вынув из полевой сумки полотенце, мыло и зубной порошок со щеткой, я подошел к умывальнику, висевшему за углом и хорошо освежился.

Когда я вернулся в зал, официантки уже накрывали стол.

— Почему ваш хозяин открыл ресторан почти на самом краю города, кто же мог его посещать? — спросил я у официанток.

— О-о-о! Сюда приезжаль со всей город самий богати посетител! — воскликнули официантки. — Они здес гулал до утра, а некатори гулял здес несколку ден подряд.

Накрыв стол, женщины пригласили к завтраку. Я принялся будить товарищей. Но не тут-то было. Как я ни тормошил, как ни трепал, ни щекотал — все безрезультатно, повернувшись на другой бок, они опять засыпали, и поднять их, кажется, не было никакой возможности.

— Дайте, пожалуйста, стакан холодной воды, — попросил я.

Расстегнув воротники обоим моим спутникам, я стал поочередно поливать их холодной водой.

Первым, очнувшись, вскочил майор Булыгин, отмахиваясь руками, словно отбиваясь от разъяренного тигра, и со злостью закричал во все горло:

— Ты что! Ты с ума сошел?!. — Он подпрыгивал и извивался, стараясь избавиться от холодных струек, бегущих по телу.

Оживление в зале вспыхнуло, когда примерно с такими же возгласами схватился и капитан Купцов. Женщины, с интересом следившие за моим способом побудки, вначале прыскали, зажимая рот ладонями, а потом, когда Булыгин вскочил и тоже заорал на весь зал, они не выдержали и, уже не сдерживаясь, залились громким заливистым смехом. На шум прибежал шеф-повар; не понимая, в чем дело, он тоже заулыбался, а мои выспавшиеся товарищи то отвешивали поклоны почти до пола, то резво скакали по залу, пытались вытряхнуть из-за воротников уже впитавшуюся влагу. А еще через минуту шеф-повар уже вносил на большом блюде вкусно зажаренную индейку, окруженную подрумянившимся картофелем и украшенную зеленью. Официантка передала шефу соусницу, он артистично полил свое благоухающее изделие и широким жестом пригласил нас к столу, а сам отступил на почтительное расстояние.

— Э-э-э, так дело не пойдет! — воскликнул майор Булыгин, беря под руку шеф-повара. — Без вас ничего не будет!

Поняв без переводчика, шеф-повар заулыбался, быстро снял колпак и фартук, поправил галстук и подошел к нам. Мы с капитаном Купцовым пригласили к столу женщин, и теперь наше застолье превратилось в подлинно семейное.

Приятно и хорошо закусив, мы щедро наградили всех троих хозяев ресторана нашими советскими деньгами. Рассматривая наши банкноты, шеф-повар чему-то улыбался, потом поднял на нас глаза и стал раскланиваться, что-то говоря на своем языке, достал бумажник и, дважды поцеловав кредитки, аккуратно вложил в портмоне.

Солнце подошло уже к девяти часам утра, когда мы покидали гостеприимный ресторан. Взобравшись на попутную амфибию, тоже спешившую к Кижозеру, мы помчались в управление корпуса.

Однако, прибыв на место, не обнаружили ни штаба, ни политотдела корпуса. Встретив начальника тыла полковника Федорова, мы узнали, что штаб корпуса выехал в Майори, пригород Риги, а политотдел временно остановился в Риге.

Вот и опять поиски. Только на второй день я случайно встретил у оперного театра своего начальника и тут же доложил ему о результатах проверки спиртоводочного завода. Улыбнувшись, полковник сказал на это:

— Член Военного совета уже извинился за причиненное беспокойство. Как я и полагал, это была их, армейская, часть. Ну, а теперь вот что, товарищ майор, — продолжил мой начальник. — Побыстрее разыщите в Риге бумажную фабрику и примите участие в работе чрезвычайной комиссии по определению ущерба, нанесенного фабрике фашистами. Вы включены в состав комиссии. Нас ищите потом в Майори, мы уже выезжаем туда.

Хозяин фабрики, директор и главный инженер бежали из страны не то в Данию, не то в Голландию, прихватив с собой наиболее важные детали и части бумагоделательных машин и других агрегатов фабрики, а немцы довершили их черное дело, взорвав воздуходувку и котел. Фабрика была омертвлена. Ее теперешний, подлинный, хозяин — рабочий комитет был на месте, в заводоуправлении, и в полном составе занимал кабинет директора.

Комитетчики встретили нас, как давних знакомых, рассказали подробно о фабрике, о директоре и главном инженере и, не скрывая симпатий и уважения к бежавшим, искренне удивлялись их неожиданной и непонятной эмиграции. Вместе с рабочим комитетом мы тщательно осмотрели все сооружения и отдельные агрегаты фабрики, оценили, согласно прейскуранту и бухгалтерским данным, причиненный фашистами ущерб и к вечеру закончили свою работу составлением соответствующего акта.

Закончив работу и тепло простившись с членами рабочего комитета, мы еще засветло отправилась разыскивать Майори, где должны были располагаться штаб и политотдел корпуса.

Все мосты через Западную Двину в пределах Риги были взорваны немцами, понтонная переправа сильно перегружена, пришлось нам воспользоваться лодкой. Переправившись на другой берег, мы оказались в новой Риге. Новая она, конечно, новая, потому что выросла на много веков позднее старой, но, к сожалению, в ней оказалось, как и в Старой, не так уж много прямых и широких улиц.

Только поздней ночью мы наконец добрались до Майори — и оказались в лесу. Разыскать что-то тут нелегко было бы даже днем, а мы явились среди ночи да к тому же впервые. Постоянных жителей тут, как видно, было мало, а в условиях войны, когда одна армия наступает, а другая бежит, их почти вовсе не было. Проблуждав несколько часов безрезультатно по пустым дачам, мы решили заночевать в одном из пустующих домов. Тщательно обследовав его снаружи, мы вошли внутрь. Первый этаж представлял собой нечто вроде гостиной, но сохранилось от нее только несколько изломанных стульев и столов. На втором этаже оказалось несколько комнат, густо уставленных железными койками. Отсюда лестница вела в мансарду. Поднявшись наверх, мы обнаружили маленькие комнатки, в одной из них стояли две никелированные кровати с пружинными матрацами, дверь закрывалась изнутри на массивный железный крючок, это нас устраивало, здесь мы и решили расположиться. Погасив карманный фонарь, я разделся и снял сапоги, вынул из кобуры пистолет, сунул его под голову, финку и две гранаты положил рядом — дело фронтовое, враг рядом и, может, бродит где-то в этом лесу.

Поднялись мы, как следует отоспавшись за несколько дней, часам к девяти утра и сразу пустились на розыски штаба. Бодрые и отдохнувшие, да среди дня, пусть и в незнакомом лесу, долго мы не искали. Обойдя еще несколько обособленных домов, мы вдруг оказались в целом мини-поселке — благоустроенном местечке со своим рестораном, клубом и, должно быть, некогда богатой, но ныне разграбленной и почти пустой библиотекой. Здесь мы и обнаружили управление корпуса.