высоко задранной юбкой, что Рэнди смог увидеть едва ли не все ее бедро. – На следующей неделе позвоню. Утром мы с Ричем летим в Лос-Анджелес.

– Рич тоже? – рассеянно спросила Одри.

– Он вернется. Он хочет продемонстрировать результаты работы уже на следующей неделе. – Рэнди снова окинул взглядом комнату. – Я, пожалуй, пойду. Хочу поздороваться с Кортни, – добавил он, поцеловал Одри в щеку и посмотрел на Джека. – До встречи.

– Пока, Рэнди! Спасибо, что пришел! – крикнула ему вслед Одри. Она проводила его взглядом и, сияя улыбкой, снова повернулась к Джеку: – Ты отлично выглядишь в черном – очень подходящий цвет для вышибалы.

– Буду думать, что это комплимент, – протянул Джек.

– Так и есть. – Ее глаза сверкали, как автомобильные фары на темном шоссе. – Я чувствую себя на удивление великодушной. – Одри рассмеялась. – Дело в том, Рэмбо, что когда ты не так увлечен собой, ты становишься очень даже классным парнем.

Губы Джека невольно растянулись в улыбке.

– Это интересно. Днем ты хотела меня уволить. Вечером говоришь, что я классный парень. Наверное, тебе пора перестать налегать на вино, – добавил он, небрежно протянул руку и убрал прядку светлых волос, попавших на край бокала, из которого пила Одри.

Ее глаза засверкали. Она опустила бокал.

– О, я и сейчас хочу тебя уволить, – весело ответила Одри, устремив взгляд на открытый вырез его рубашки. – Но ты все равно классный.

– Забавно. А я все равно думаю, что ты дива… – Джек наклонился и посмотрел ей в глаза. – Но все-таки ты и сама классная…

Одри расхохоталась – и покраснела. Она покраснела! Джек не сомневался, что ей постоянно говорят, до чего она чертовски сексуальна, но она покраснела, как молоденькая девчонка. А покраснев, сделалась настолько привлекательной, что Джеку ужасно захотелось ее поцеловать. Это было сильное, почти непереносимое желание, и если он не ошибся, Одри смотрела на него так, словно была новее не против.

Наверное, было море как мужчин, так и женщин, желавших ее поцеловать, и если Джек хоть что-то понял за недолгое время общения с Одри во время ее турне, так это то, что от него она этого не хочет. И все-таки он жаждал заключить ее в объятия в самом прямом смысле слова, ощутить, как она прижимается к нему своим телом, попробовать, каковы на вкус ее губы…

Одри склонила голову набок и улыбнулась так, словно поняла, как она на него действует. К счастью, Джек оказался сильнее своего тестостерона. Он подмигнул.

– До встречи, торопыга, – произнес он и пошел прочь, остро ощущая спиной ее изумленный взгляд и – тут он не сомневался – праведное негодование. Джек хмыкнул.

Но ее покрасневшие щеки так и вставали перед его глазами всю ночь – и даже дольше.

Давным-давно Джек понял, что если женщина начинает проникать тебе в душу, то лучшее лекарство избавиться от нее – это работа. Он не лег спать, решил проследить, как грузят десять прицепов, в которых везли сценическое оборудование, и увидел Кортни и Рэнди, слившихся в весьма страстном прощальном объятии на стоянке машин.

Ему удалось поспать всего пару часов, а потом они с Тедом занялись проверкой багажа, грузившегося в автобус Одри. Подошла Кортни, одетая в пикантное платье на бретельках.

– Привет, красавчик! – сказала она, прижимаясь к Джеку.

– Доброе утро, Кортни. Ты сегодня встала очень рано, – ответил он, отодвигаясь в сторону.

– А с чего ты решил, что я встала, а не собираюсь лечь? – подмигнув, спросила Кортни. – Эй, вчера вечером ты вдруг пропал, – добавила она, игриво ткнув его в плечо. – Куда ты ушел?

– У меня была работа. Тебе что-то нужно?

– Нет… но я кое-чего хочу, – промурлыкала она и вдруг нахмурилась. – Вообще-то ты прав, я по делу. Одри тоже тебя хочет, – сказала Кортни, проказливо поглаживая рукой его бедро. – Она в отеле.

Джек вздохнул и качнулся в сторону от ее руки.

– Пожалуйста, передай Одри, что пока я занят, но обязательно поговорю с ней до того, как мы отправимся в Миннеаполис.

– Думаю, лучше пойти, – снова подмигнула Кортни.

– Послушай…

– Сегодня утром ей принесли почту, – продолжала Кортни. – Она получила еще одно письмо. И плохую рецензию, – добавила она, закатив глаза к небу. – Можно подумать, мир рухнул.

– Еще одно письмо? – спросил Джек, пропустив мимо ушей ее слова о рецензии.

– М-м… угу, – промычала Кортни, откровенно разглядывая его. – С коробкой шоколадных конфет.

– Скажи, я сейчас буду.

– Прямо сейчас? И я не смогу уговорить тебя пойти окольным путем? – спросила Кортни, соблазнительно улыбаясь.

Джек решительно положил руку ей на плечо и развернул Кортни в сторону отеля.

– Никаких окольных путей, – произнес он, подтолкнув ее в спину, хотя ему очень хотелось пнуть ее ботинком.

Джек сильно встревожился.

– Увидимся позже, – бросил он Теду и быстро пошел мотель.

В отеле Одри позвала Лукаса и окружила себя кучей народа, чтобы они образовали заслон между ней и любым психом, бродящим сейчас в холле.

Она сидела на столе, бездумно ставя автографы на фотографиях, которые потом будут отосланы с помощью ее фан-клуба. Мысли ее блуждали вокруг коробки конфет и письма, доставленных рано утром посыльным. Пока Лукас рылся в коробке в поисках трюфелей, Одри вскрыла письмо и прочитала ужасные мерзости. Ее хотели убить. Она успела остановить Лукаса до того, как он положил в рог конфету.

Теперь сюда явилась полиция, забрала коробку с конфетами на экспертизу, прочитала письмо и задала ей все те же вопросы, которые задавали в Нью-Йорке, когда она получила предыдущее письмо. Знает ли она кого-нибудь, желающего причинить ей вред? Какие-нибудь сложности в семье? С бойфрендом? С любовником? Она ненавидела эти вопросы – ненавидела тем сильнее, чем больше у полиции росло убеждение, что имеется неиссякаемый колодец людей, которые ее ненавидят. И что еще хуже, они, похоже, считали, что сделать с этим ничего не могут.

– Такие детали невозможно проследить, – заявил офицер полиции.

И чтобы еще сильнее ее оскорбить, один из полицейских оставил на столе газету. Одри совершила большую ошибку – развернула ее, пока ждала, когда кто-то куда-то позвонит (она забыла, кто и куда), и наткнулась на рецензию на свое шоу.

К несчастью, критик, вероятно, оказался единственным человеком во всем зале, кому не понравилось ее вчерашнее шоу. Он писал, что ее музыка – это подражание Мэрайе и Келли; что освещение сделали намеренно темным, пытаясь скрыть, что Одри уже старовата для карьеры поп-звезды; что единственная песня, выделявшаяся из всего выступления, – это баллада, которую она пела, играя на акустической гитаре под аккомпанемент скрипки.

Это была ее старая песня, единственная, которую Лукас и фирма звукозаписи позволили ей включить в новый альбом.

– Мне всего двадцать восемь! – воскликнула Одри, прочитав рецензию и швырнув газету на стол. – А у них это звучит так, будто мне сорок восемь!

– Это Омаха, – рассеянно произнес Лукас. – Кому какое дело, что думают в Омахе?

Ну как это… ей есть дело! И копу, который стоит рядом с Лукасом – судя по тому, как он смотрит на Лукаса. Рецензия не ранила бы ее так больно, если бы Одри не лгала, что вчера вечером выступила действительно хорошо.

Она застонала, перестала подписывать фотографии и обхватила голову руками. Одри хотела скорее уехать из Омахи в Миннеаполис, убраться отсюда к черту и двигаться вперед, вперед. Снова вздохнув, она продолжила ставить автографы. Лукас в своих драных джинсах и полинявшей голубой майке с надписью