Счастливые и растрепанные, мы вскочили с постели; тетушка Хулия, красная от смущения, оправляла платье, а я, как когда-то в детстве, закрыв глаза, пытался сосредоточиться мыслью на вещах абстрактных и почтенных: цифрах, треугольниках, окружностях, на бабушке, маме — все для того, чтобы подавить желание. В туалете сначала она, потом я привели себя в порядок, слегка причесались и пошли в муниципалитет так быстро, что даже запыхались. Секретарь немедленно провел нас в кабинет алькальда — просторную комнату, где над письменным столом, заваленным папками и флажками, висел государственный герб, а вдоль стен, наподобие школьных парт, вытянулось полдюжины скамеек. Умытый, с еще влажными волосами, но вполне овладевший собой, белобрысый «отец города» из-за своего стола отвесил нам церемонный поклон. Теперь это был другой человек, исполненный сознания своей значимости и торжественности момента. По обе стороны стола стояли Хавьер и Паскуаль и лукаво улыбались.

— Ну что же, приступим, — сказал алькальд (голос выдавал его: он звучал глухо и неуверенно, казалось, слова застревали где-то в горле). — Где бумаги?

— Они у вас, господин алькальд, — очень вежливо ответил Хавьер. — Мы с Паскуалем доставили их вам в пятницу, чтобы избежать всяких хлопот, разве вы не помните?

— Ну и память у тебя, братец, все уже забыл, — хрипло засмеялся Паскуаль. — Ты еще сам просил, чтобы мы тебе их оставили.

— Значит, они у секретаря, — смущенно пробормотал алькальд и, недовольно глядя на Паскуаля, прокричал: — Секретарь!

Тщедушный, в огромных очках человечек несколько минут искал свидетельство о рождении и акт о разводе тетушки Хулии. Мы молча ждали, алькальд курил, зевал и нетерпеливо поглядывал на часы. Наконец секретарь принес документы и с брезгливой миной стал в них копаться. Складывая их на стол, он произнес чисто чиновничьим тоном:

— Вот они, господин алькальд. Как я вам и говорил, в связи с возрастом юноши возникает препятствие.

— А вас кто спрашивал? — сказал Паскуаль, делая шаг к секретарю, будто намереваясь его придушить.

— Я выполняю свой долг, — ответил человечек. И, повернувшись к алькальду, опять заладил свое, указывая на меня: — Ему только восемнадцать лет, и он не предъявил юридически оформленного разрешения на брак.

— И зачем только такой болван ходит у тебя в помощниках, братец? — взорвался Паскуаль. — Чего ты ждешь? Вышвырни его вон и возьми кого-нибудь, кто хоть что-то смыслит!

— Замолчи, тебе хмель ударил в голову, и ты становишься агрессивным, — сказал алькальд. Он почесал затылок — явно тянул время. Потом, скрестив руки, мрачно уставился на меня и тетушку Хулию. — Я был готов обойтись без сообщений в газетах, чтобы помочь вам. Но, оказывается, дело обстоит более серьезно. Очень сожалею.

— В чем дело? — спросил я растерянно. — Разве вы еще с пятницы не были в курсе относительно моего возраста?

— Что за фарс? — вмешался Хавьер. — Мы же с вами договорились, что вы их пожените без всяких проволочек.

— Вы хотите, чтобы я нарушил закон? — в свою очередь возмутился алькальд. И добавил обиженно: — И не повышайте на меня голос. Приличные люди могут договориться и без крика.

— Ну, братец, ты спятил! — кричал Паскуаль вне себя, молотя кулаком по столу. — Ты же был согласен, ты же знал его возраст, ты же сказал, что это не имеет значения. Не прикидывайся передо мной забывчивым и не строй из себя законника. Пожени их сейчас же и кончай свое дурацкое представление!

— Не хами в присутствии дамы и больше не накачивайся спиртным, а то ты теряешь голову, — спокойно произнес алькальд. Повернувшись к секретарю, он жестом отпустил его. Когда мы остались одни, он понизил голос и улыбнулся заговорщицки: — Вы разве не понимаете, этот тип подослан моими врагами? Теперь, когда ему все известно, я уже не могу зарегистрировать вас. Он в такую историю меня втянет, что не дай Бог!

Убедить алькальда не помогли никакие доводы. Я клялся, что мои родители проживают в Соединенных Штатах и потому я не могу представить юридическое разрешение, что никто из нашего семейства не будет поднимать скандала из-за этого брака, а как только поженимся, мы с тетушкой Хулией уедем за границу, и навсегда.

— Мы же договорились, вы не можете так по-свински поступать с нами, — твердил Хавьер.

— Не будь сукиным сыном, братец, — хватал алькальда за рукав Паскуаль. — Ты что, не понимаешь — мы ведь из Лимы приехали!

— Успокойся, не устраивайте здесь базара! Мне пришла в голову одна идея! Все будет в порядке! — наконец сказал алькальд и, встав, подмигнул мне. — Тамбо-де-Мора! Рыбак Мартин! Отправляйтесь немедленно! Скажите ему, что приехали от меня. Рыбак Мартин — симпатичнейший мулат. Он с удовольствием вас обженит. Так будет лучше — маленькая деревушка, никакого шума. Мартин, алькальд Мартин! Дадите ему на чай, и все будет в порядке! Он почти неграмотен и даже не посмотрит на эти документы.

Я пытался убедить его поехать вместе с нами, заискивал, льстил ему, умолял — ничего не помогало: у алькальда якобы были намечены какие-то встречи, работа, и, кроме того, его ждала семья. Он проводил нас до двери, заверив, что в Тамбо-де-Мора вопрос будет решен в два счета.

У ворот муниципалитета мы наняли старое, с залатанным кузовом такси до Тамбо-де-Мора. В пути Хавьер и Паскуаль судачили об алькальде: Хавьер говорил, что в жизни не видел большего циника, Паскуаль пытался свалить всю вину на секретаря. Неожиданно в разговор вмешался шофер и внес свою лепту, всячески поливая «отца города» и уверяя, — мол, тот всецело занят коммерцией и своими любовницами. Мы с тетушкой Хулией по-прежнему держались за руки, глядя друг другу в глаза, и я временами шептал ей на ушко, что люблю ее.

Мы прибыли в Тамбо-де-Мора в сумерки и увидели, как огненный шар тонет в море под безоблачным небом, на котором уже появились мириады звезд. Мы обежали две дюжины хижин из тростника и глины, составлявшие поселок, лавируя между трухлявыми лодками и рыбацкими сетями, развешенными на кольях в ожидании штопки. В нос ударял запах свежей рыбы и моря. Вокруг нас вертелись полуголые негритята, которым хотелось все знать: и кто мы, и откуда, и что хотим купить. Наконец мы отыскали домик алькальда. Его супруга — негритянка, раздувавшая огонь в очаге с помощью соломенного веера, — сказала нам, отирая пот со лба, что муж ее рыбачит. Потом она сверилась со звездами и добавила: он скоро должен вернуться. Мы отправились встречать его на берег и целый час, сидя на поваленном дереве, наблюдали, как после дневного труда возвращаются рыбацкие баркасы, как нелегко тянуть их по песку. Мы смотрели на женщин: окруженные голодными псами, они ловко отсекали головы и вспарывали брюхо громадным рыбинам здесь же, на песке. Последним вернулся Мартин. Стемнело, взошла луна.

Мартин был седой, с огромным животом негр, шутник и балагур. Несмотря на свежий вечер, на нем были только старые штаны, прилипшие к телу. Мы приветствовали его, как существо, спустившееся с небес, помогли ему вытащить баркас и проводили до хижины. Мы шли в колеблющемся свете очагов, падавшем из рыбацких лачуг (хижины были без дверей), и объяснили ему причину нашего визита. Обнажив огромные лошадиные зубы, Мартин расхохотался.

— Нет, друзья, и не просите! Ищите другого дурака, кто бы поджарил вам такое мясцо! — сказал алькальд певучим голосом. — Однажды я чуть было не получил пулю в лоб за подобную шутку.

Мартин рассказал нам, что несколько недель назад по просьбе алькальда из Чинчи он зарегистрировал брак одной парочки без объявлений в газетах. Через четыре дня перед ним предстал муж «невесты». «Девушка была родом из деревни Качиче, где женщины по ночам летают на метлах», — рассказывал алькальд, и оказалось, она уже два года как замужем. Муж угрожал застрелить «сводника», посмевшего оформить брак двух блудников.

— Мой коллега из Чинчи все знает, он такой хитрый, что и под землей видит, — смеялся негр, похлопывая себя по огромному животу, усеянному капельками пота. — Каждый раз, как у него что прокиснет, он отправляет в подарок рыбаку Мартину, и пусть негр расхлебывает! Ну и хитер!

Уговорить его не было никакой возможности. Он даже не захотел взглянуть на наши документы, все