доходила ей уже до подбородка, когда она ухватилась за плот и увидела над собой белые штаны старика и пряди его волос. Уже поздно, пусть придет завтра. Бонифация слегка подтянулась и оперлась локтями о плот, а старик, наклонившись, вгляделся в нее. Она говорит по-испански? Понимает?

— Да, дон Акилино, — сказала Бонифация. — Добрый вечер.

— Пора спать, — сказал старик. — Лавочка уже закрыта, приходи завтра.

— Будьте добры, — сказала Бонифация, — позвольте мне на минутку подняться.

Ты, видно, тайком утащила деньги у мужа, потому и пришла в такое время, — сказал старик. — А что, если он завтра потребует их обратно?

Старик сплюнул в воду и засмеялся. Он сидел на корточках, белые волосы пенились вокруг его лица, и Бонифация видела его смуглый лоб без единой морщины и живые жгучие глаза.

— Ну да мне-то что, — сказал старик. — Мое дело — торговать. Валяй, подымайся.

Он было подал ей руку, но Бонифация одним гибким движением уже поднялась на плот и принялась отжимать платье и растирать руки. Что ей надо? Бусы? Туфли? Сколько у нее денег? Бонифация робко улыбнулась — не нужно ли дону Акилино сделать какую-нибудь работенку? — с мучительным ожиданием уставившись в рот старику. Не хочет ли он, чтобы ему стряпали, пока он будет в Сайта-Мария де Ньеве? Чтобы ему принесли фруктов? Чтоб ему почистили плот? Старик подошел к ней поближе — откуда он ее знает? — и сверху вниз окинул ее взглядом — он где-то видел ее, верно?

— Я хотела бы материйки, — сказала Бонифация и закусила губу. Она указала на шалаш, и глаза ее заблестели. — Той, желтенькой, которую вы убрали под самый конец. Я отработаю вам за нее, скажите только, какую работенку сделать, и я сделаю.

— Не надо мне никакой работенки, — сказал старик. — Значит, у тебя нет денег?

— Мне бы на платье, — с мягкой настойчивостью проговорила Бонифация. — Принести вам фруктов? Или лучше рыбы? И еще я помолюсь, чтобы с вами ничего не случилось в пути, дон Акилино.

— Молитвы мне не нужны, — сказал старик. Он пристально посмотрел на нее и вдруг щелкнул пальцами. — А, вот я и узнал тебя.

— Я выхожу замуж, не будьте злым, — сказала Бонифация. — Из этой материйки я сделаю себе платье, я умею шить.

— Почему ты не одета, как монашенка? — сказал дон Акилино.

— Я уже не живу у матерей, — сказала Бонифация. — Меня выгнали из миссии, а теперь я выхожу замуж. Дайте мне эту материйку, и я пока сделаю вам какую-нибудь работенку, а в следующий раз, когда вы приедете, заплачу вам солями, дон Акилино.

Старик положил руку на плечо Бонифации, заставил ее немного отступить назад, чтобы лунный свет упал на ее лицо, спокойно посмотрел в ее зеленые глаза, полные мольбы, и оглядел миниатюрную фигуру, обтянутую мокрым платьем, с которого капала вода; это была уже взрослая женщина. Монашенки выгнали ее за то, что она сошлась с мужчиной? С тем, за которого она выходит замуж? Нет, дон Акилино, она сошлась с ним потом, и никто в селении не знает, где она живет. А где она живет? Ее взяли к себе Ньевесы. Так как же насчет работенки?

— Ты живешь у Адриана и Лалиты? — сказал дон Акилино.

— Да. Они и познакомили меня с тем человеком, за которого я выхожу замуж, — сказала Бонифация. — Они были ко мне очень добры, обращались со мной, как с родной дочерью.

— Я поеду сейчас к Ньевесам, — сказал старик. — Поедем со мной.

— Ну а как же насчет материи? — сказала Бонифация. — Не заставляйте столько просить вас, дон Акилино.

Старик бесшумно соскочил в воду, и Бонифация увидела, как белая грива поплыла к пристани, а потом назад. Дон Акилино взобрался на плот с канатом на плече, смотал его, сноровисто, без усилий орудуя шестом, направил плот вверх,по реке, держась у самого берега. Бонифация взяла другой шест и, встав на противоположном борту, последовала примеру старика. У зарослей камыша течение было более сильное, и дону Акилино пришлось маневрировать, чтобы плот не отнесло от берега.

— Дон Адриан рано утром уехал рыбачить, но, должно быть, уже вернулся, — сказала Бонифация. — Я приглашу вас на свадьбу, дон Акилино, но вы дадите мне материйку, ладно? Я выхожу замуж за сержанта, вы его знаете?

— За полицейское рыло? Тогда не дам, — сказал старик.

— Не говорите так, он хороший, добрый человек, — сказала Бонифация. — Спросите у Ньевесов, они друзья сержанта.

В хижине лоцмана горели огоньки, а у перил вырисовывались темные силуэты. Плот пристал напротив крылечка, послышались приветственные возгласы, и Адриан Ньевес вошел в воду, чтобы взять чал и привязать его к свае. Затем он влез на плот и обнялся с доном Акилино, а потом старик поднялся на террасу, и Бонифация увидела, как он взял Лалиту за талию и подставил ей лицо, а она расцеловала его в щеки — удачная ли была поездка? — и в лоб, а трое ребятишек с визгом уцепились за его ноги, и он погладил их по головкам — ничего, только вот дожди помочили малость, затянулись что-то в этом году, чтоб им было пусто.

— Ах вот где ты была, — сказала Лалита. — А мы тебя повсюду ищем, Бонифация. Я скажу сержанту, что ты ходила в селение и виделась с мужчинами.

— Меня никто не видел, — сказала Бонифация. — Только дон Акилино.

— Все равно мы ему скажем, пусть поревнует, — засмеялась Лалита.

— Она пришла посмотреть на товары, — сказал старик. Он взял на руки младшего из детей, и они ворошили друг другу волосы. — Устал я, нынче мне пришлось работать весь день.

— Я налью вам стаканчик, пока приготовят ужин, — сказал лоцман.

Лалита принесла на террасу стул для дона Акилино, вернулась в комнату, и через минуту послышалось потрескивание углей в жаровне и запахло жареным. Ребятишки взобрались к старику на колени, и он ласкал их, чокаясь с Адрианом Ньевесом. Они уже допили бутылку, когда вышла Лалита, вытирая руки о подол юбки.

— До чего красивые у вас волосы, — сказала она, гладя дона Акилино по голове. — С каждым разом все белее, все шелковистее.

— Ты и у мужа хочешь разжечь ревность? — сказал старик.

Сейчас будет готов ужин, дон Акилино, она приготовила для него кое-что такое, что ему понравится, а старик мотал головой, пытаясь высвободиться из рук Лалиты: если она не оставит его в покое, он острижет себе волосы. Ребятишки тем временем выстроились в ряд перед ним и, умолкнув, выжидательно смотрели на него.

— Я знаю, чего они ждут, — сказал старик. — Не беспокойтесь, я не забыл, у меня для всех есть подарки. Тебе, Акилино, я привез тройку, настоящий мужской костюм.

Раскосые глазенки старшего мальчика загорелись, а Бонифация оперлась о перила. Старик встал, спустился с крылечка и вернулся на террасу со свертками, которые ребятишки вырвали у него из рук, а потом подошел к Адриану Ньевесу. Они, понизив голос, заговорили, и Бонифация заметила, что дон Акилино время от времени искоса поглядывает на нее.

— Твоя правда, — сказал старик. — Адриан говорит, что сержант — хороший человек. Ступай и возьми материю, это мой свадебный подарок.

Бонифация хотела поцеловать ему руку, но дон Акилино отдернул ее. И пока Бонифация возвращалась на плот, передвигала ящики и доставала материю, она слышала, как таинственно шепчутся старик и лоцман, а оборачиваясь, видела их сближенные лица — они все говорили и говорили. Она поднялась на террасу, и они замолчали. Пахло жареной рыбой, было слышно, как шумит лес, содрогаясь под порывами ветра.

— Завтра будет дождь, — сказал старик, нюхая воздух. — Это плохо для торговли. — Они, должно быть, уже на острове, — сказала Лалита немного погодя, когда они ели. — Прошло больше десяти дней, как они уехали. Ты рассказал ему, Адриан?

— Дон Акилино встретил их, — сказал лоцман Ньевес. — Вместе с жандармами плыли солдаты из Борха. Верно сказал сержант.

Бонифация заметила, что старик украдкой, как бы с беспокойством посматривает на нее. Но через минуту он уже опять улыбался и рассказывал забавные случаи из своей бродячей жизни.