Европейский буржуазный театр переживает самую худшую эпоху своего существования. В экономическом отношении театру грозит гибель или, по крайней мере, чрезвычайно жалкое существование. И это ярче сказывается в странах, наиболее потрепанных кризисом. Страна, в которой по сравнению с другими европейскими странами сохранился наисильнейший и относительно серьезный театр, — Германия, в то же время наиболее разбитый хозяйственный организм. Германское государство не может больше содержать театры. Из четырех государственных оперных театров закрыто уже три: Берлинская Кролль- опера, театры в Касселе и Висбадене. Закрывается самый серьезный из театров, обслуживающий наиболее демократические слои населения, — Театр Шиллера¹.

Что касается частных театров, то они давно перешли на кочевое положение. В настоящее время в Германии почти не существует постоянных трупп.

Театры почти совершенно не имеют репертуара и ставят все время одну и ту же пьесу, до тех пор, пока количество приходящей публики может окупить спектакль.

Сравнительно еще недавно на сцене театров ставили в большом количестве пьесы Шиллера, Шекспира, не говоря уже о пьесах современного репертуара. Театральные афиши представляли самый разнообразный выбор для желающего ознакомиться с театральными постановками. Сейчас же в Берлине, самом театральном городе буржуазного мира, если вы желаете пойти в театр, вам приходится, выражаясь словами Чехова, «лопать, что дают»². Крупнейший германский театральный режиссер и предприниматель Рейнгардт совершенно откровенно высказал свое мнение, что в такое время совершенно не приходится заниматься воспитанием публики и что в теперешних условиях театру необходимо идти навстречу публике и ее вкусам, добавляя при этом, что постановки серьезных пьес невозможны. И действительно, если в репертуаре рейнгардтовских театров (Рейнгардт имеет свои театры в Берлине, в Вене и ряде других городов) имеются классические пьесы, то они находятся в соответствии с запросами публики. А все эти запросы подчинены исключительно одному желанию — развлечься и забыться, провести в театре так вечер, чтобы не думать о бушующем кругом кризисе. И весь современный репертуар в немецких театрах рассчитан исключительно на то, чтобы дать возможность развлечься, отдохнуть. Все, что происходит на сцене, должно быть легко, не портить пищеварения, не вызывать сердцебиения, и чем пьеса пустее и забавнее, тем она больше делает сборов. Театр при теперешнем ужасающем кризисе, которым охвачена Германия, только и держится благодаря этой потребности в отвлечении и развлечении. Буржуазный и мелкобуржуазный зритель подходит к театру, как к алкоголю, потребление которого на всем Западе за последнее время значительно повысилось.

Однако в погоне за зрителем театрам приходится прибегать к самым экстраординарным мероприятиям: снижаются цены на билеты, выпускаются всевозможные абонементы, публике раздаются боны на покупку дешевых товаров. Несмотря на это, посещаемость театров понизилась на 30–40 процентов по сравнению с тем, что было три-четыре года назад. Это, конечно, ведет к снижению зарплаты актеров и музыкантов и к огромной, принимающей самые ужасающие формы и размеры безработице среди работников искусства.

Немецкие актеры в основном делятся по своей идеологии на три категории: основная группа — это группа считающих себя аполитичными, группа обывательски настроенных интеллигентов. Затем группа реакционных, фашистски настроенных актеров и, наконец, небольшая прослойка идейно мыслящих актеров. Среди этой части актерства весьма сильны симпатии к нам. Это все, что можно сказать об идеологии немецких актеров. В смысле же техники игры, мастерства, в немецком театре сохранилось большое количество несомненно талантливых и одаренных актеров.

В настоящее время чувствуется заметное охлаждение к одно время усиленно культивировавшемуся жанру — пышному ревю с дорогостоящими костюмами и декорациями и сотнями раздетых женщин. Пышный стиль, дорогостоящие постановки не соответствуют современному положению вещей. Взамен ревю, доминирующей формой театрального зрелища стала оперетта, причем заметен возврат к классической оперетте. В большом количестве идут оперетты Оффенбаха. В одном только Берлине идет пять оффенбаховских оперетт. Сам Рейнгардт, считая, что в настоящее время, кроме оперетт, ничего давать нельзя, ставит Оффенбаха в двух театрах («Прекрасную Елену» и «Сказки Гофмана»)³. «Прекрасную Елену» Рейнгардт поставил в модернистском стиле, снабдив некоторыми остротами и трюками, но тем не менее постановка получилась при всем внешнем изяществе совершенно беззубой. С большим великолепием и пышностью и уклоном в мистику были поставлены «Сказки Гофмана».

Идущие в драматических театрах пьесы поражают своей крайней безыдейностью. Большей частью это легкие шутки и комедии. Большим успехом пользуется комедия «Нина», где главную роль играет весьма талантливая актриса Массари⁴. Но что мы увидим, если обратимся к содержанию этой пьесы? Весь ее сюжет заключается в том, что у героини, киноактрисы, есть двойник — мещаночка, которая благодаря своему большому сходству заменяет ее в нужные моменты, отсюда все перипетии. Примерно в таком же духе и сюжеты остальных пьес берлинского репертуара.

Ставят еще, хотя и редко, и классические произведения: Шекспира, Шиллера и др. Но ставят их точно в порядке какой-то казенной повинности: скучно, вяло, без всякого подъема и настроения, в каких-то необычайно минорных тонах.

Среди многих постановок запоминается венская постановка Рейнгардта — «Двенадцатая ночь» Шекспира, запоминается благодаря талантливой и своебразной, характерной для современности игре актера Вальдау⁵.

Правда, есть и серьезный театр. Его мало, но все же он существует. В основе этого серьезного театра лежит отчаяние. Существует такая часть публики, которая время от времени хочет видеть настоящую правду, которая хочет почувствовать всю остроту создавшегося положения. С этой точки зрения представляет интерес постановка старой пьесы Анценгрубера «Четвертая заповедь» в театре Фольксбюне⁶. Пьеса Анценгрубера имеет давность в несколько десятков лет (к ней обратились, очевидно, за отсутствием современных пьес), но она построена мастерски по типу античной драмы. В этой пьесе, как и в другой, сделанной по ее образцу пьесе уже современного драматурга Хорвата⁷, показан быт венской средней и мелкой буржуазии, показывается, как Вена пьет, ухаживает и пляшет, а за этой внешностью скрываются трагические противоречия, отвратительные и ужасающие.

В современной пьесе очень удачно изображен фашист, тип последователя Гитлера. Внешняя поза, много патриотической велеречивости, толкует все время о долге и чести и в то же время живет на содержании торговки, не платит по счетам. В этой пьесе достается сильно и попам. Пьеса весьма типична для мелкобуржуазного драматурга, мечущегося между двух лагерей.

Имеются ли там драматурги, от которых можно ожидать более или менее созвучных нам спектаклей, не впадающих в истерические настроения или чистое развлекательство? К немногочисленным драматургам этой категории можно причислить талантливого молодого Брехта, переделку которого «Трехгрошовой оперы» мы видели у нас в Камерном театре («Опера нищих»)⁸. Брехт теперь написал новую пьесу «Иоанна на бойне»⁹. Сюжет этой пьесы построен на том, что молодая девушка — непосредственная, наивная натура, напоминающая характером Орлеанскую деву, — попадает на городскую бойню. Попав туда, она оказывается среди двух миров: капиталистов, показанных в виде мощных Голиафов, говорящих великолепными метафорами на изысканнейшем языке о своей мощи, о завоевании природы, о стиле культуры, и бедняков рабочих, говорящих корявым, заплетающимся языком, запуганных капиталистами, предающих друг друга после стачки, в которой они потерпели поражение. Наивная Иоанна вначале пытается примирить эти противоречия, но когда эти попытки ей, конечно, не удаются, она приходит к выводу о необходимости уничтожения капиталистов и идет в конце концов, в момент, когда начинается настоящая гроза, в ногу с выступившим против капиталистов коллективом. Написана эта пьеса великолепным, темпераментным языком. Но до сих пор пьеса не показана на сцене, автор боится, что под тем или иным предлогом она не будет разрешена полицией.

Брехта надо было бы пригласить к нам, но, конечно, ему много придется поработать над собой, чтобы по-настоящему переделать себя, чтобы до конца проникнуться материалистическим мировоззрением. В