Лумен. Успокойся. Послушай моей продуманной речи. Ибо я много размышлял над истиной. Твоя истина, наверное, — лишь новое заблуждение. Хочу верить, что и оно принесет свою пользу. Научись же, наконец: истины нет, — есть лишь взгляды на вещи и на соотношения вещей. И во взглядах этих, как показывают дальнейшие исследования, доля заблуждения всегда значительно перевешивает то, что мы называем правдой и что в сущности есть лишь более прочное заблуждение, не опровергнутое еще до нынешнего дня. Но если хочешь, — всякую ошибку можно назвать истиной, пока она служит хорошим оружием в руках человека, борющегося с миром за свое счастье. Но, Боже мой, как скорбна история истин до сих пор! Бедные люди! Сколько жертв приносят они, как ненавидят друг друга, крича: «Истина моя, нет моя» и поражая друг друга огнем и мечем. Когда-нибудь однако люди поймут, что тот род истины, который присущ нам, людям, доказывает себя лишь плодами: приносящее плод — истинно, а когда усыхает, становится бесплодным заблуждением. Такова истина об истине. Ты, может быть, найдешь ее печальной: я считаю ее единственно точной и, право же, утешительной. Когда люди поймут ее, они станут терпимее друг к другу и жизнь будет сноснее. Потухнет пламя познавательной ненависти, во имя которой злобно сталкиваются народы, секты, школы…
Лумен. Но истина, которую я завоевал, вечна и непреложна, она незыблема, как земля среди вращающихся сфер!
И ты не смеешь улыбаться перед лицом ее, моей истины, ради которой я принес столько жертв, из-за которой я теперь одинокий нищий!
Слышишь, — не смей улыбаться!.. Хам, непочтительный сын науки! Ты не веришь в истину, ты думаешь, что сам Бог лжец, а человек осужден на вечное заблуждение? Какое ненавистное учение! Если ты не перестанешь смеяться, я ударю тебя!
Меркурий. Так. Новая истина родилась…
Лумен
(
Три путника и Оно
Комедия в 1–м действии
Лица:
Таинственное видение.
Барон Иеронимус фон — Эйленгаузен, путешественник в дормёзе, философ.
Гер Вальтер Фогельштерн, путешественник верхом, поэт.
Ганц Гардт, путешественник пешком, горный мастер.
Дворецкий графини Ады фон — Шлосс — ам — Флусс.
Слуги.
Действие происходит в 1817 году в садовом доме при замке Шлосс — ам — Флусс, в Вюртемберге.
Декорация представляет обширную комнату, меблированную в духе empire. Задняя стена — рама — с желтой занавесью, скользящей по медной проволоке. Посредине рамы стеклянная дверь. Ночь. В широкие стекла видна тьма. Слышен шум дождя. Когда вспыхивает молния, вырисовываются черные силуэты кустарников и подстриженных деревьев. От времени до времени гром.
В комнате направо горит большой огонь в камине. У левой стены симметрично стоят три постели, отделенные одна от другой ночными столиками. По сторонам стеклянной двери две классические статуэтки, копии с произведений Торвальдсена. У камина три кресла и стол. За камином в углу кушетка, заставленная желтой ширмой. Горит люстра о шести свечах и двусвечнике на столе. Слуга в ливрее приготовляет одну из достелей.
Входят дворецкий и барон. Барон в широком черном плаще с огромным воротом и тальмой. На голове непомерно высокий, по тогдашней моде мохнатый цилиндр раструбом. Он сбрасывает на руки дворецкому свою шинель и остается в сером фраке и узких черных брюках со штрипками. Шее его в высоком галстухе, не слишком накрахмаленном, по — дорожному. Манишка и манжеты украшены кружевами. Он слегка лысоват спереди, сероглаз, костляв лицом и фигурой. Брит, небольшие бакенбарды. Снимает перчатки с белых рук, унизанных кольцами.
Барон. Здесь хорошо… Поблагодарите графиню. Еще раз попросите извинить за беспокойство. Льщу себя надеждой завтра вновь увидать ее сиятельство и уже совершенно выразительно принести к ее ногам дань моего уважения и признательности.
Дворецкий
Барон. Мои вещи. Поставьте их здесь
Дворецкий. Сейчас принесут горячую воду, ром, сахар, вино и лимоны… Господин барон отказывается решительно от закуски?
Барон. Решительно… Уже десять часов вечера. Могу ли затруднять…
Дворецкий. Господин барон, простите, что я имею смелость перебить вас: никакого затруднения, — яичница, кофе, холодная пулярдка…
Барон. Нет, нет… Стакан пунша и… мягкая постель
Дворецкий. Не смею настаивать. Угодно будет господину барону приказать что- нибудь?
Барон. Пришлите мне моего слугу. Ничего более
Тепло, светло…
Барон. Как вы несли это в дождь?
Дворецкий. Господин барон не заметил, что широкая кровля прикрывает фасад садового домика, a дальше до самого крыльца замка мы имеем густую аллею лип. Земля под ними едва