занятия, потом гулял с девушкой по берегу моря. Никакого интереса к политике парень не проявлял, если не считать, что при встрече с сержантом молча показал ему кулак. Сержант тотчас перешел на другую сторону улицы…

Тогда Сатана решил замаскироваться слепцом. Простодушным горожанам, нередко видевшим на улицах городка бродячих музыкантов, нищих, слепых, не могло прийти в голову, чтобы один из них в тот день выполнял ответственное задание иностранной разведки. Появление Пинг Понга на городских улицах осталось незамеченным.

Сатана добрался до домика Веи и, улучив момент, когда поблизости никого не было, перелез через забор. Окна домика, скрытого в зелени, были распахнуты. Агент пугливо двинулся по грядке с огурцами, подбираясь поближе к окнам. Подобравшись к домику, Пинг Понг осторожно залез в густой малинник и замер. Отсюда он хорошо слышал голоса, доносившиеся из комнаты.

— Вея, ты не забыла, что я неудачник? Тебе не страшно? — весело спросил мужчина. — Не успел я сесть в поезд, как у полиции появились ко мне претензии. Не успел я позавтракать, как в Диньдоне возникла иностранная военная база. Начал ухаживать за тобой, завязалась драка. Помяни мое слово, это драка с далеко идущими последствиями…

— Понимаю, — нежно ответила девушка. — Их теперь всегда будут бить.

— Не только! Их будут и защищать. Вмешается наше правительство, за ним — полиция, армия…

— Трей, милый! Правительству нет дела до нашей свадьбы, а мне нет дела до правительства! Решено — как только отец Кукаре перестанет заниматься коммерцией и вернется в Диньдон, мы идем с тобой в церковь…

Пинг Понг сидел в кустах и досадовал, что не догадался прихватить с собой магнитофон. Было что записать на пленку.

— Любимая, иностранные военные базы — продукт скоропортящийся, — продолжал парень. — Ни один народ долго не потерпит у себя в ладони занозу. Из Диньдона им так же придется выкатываться, как и отовсюду…

«Если и не русский агент, то наверняка красный, — решил Сатана. — Его надо как можно скорей…»

Разведчик додумать не успел. Кусты вдруг раздвинулись, и перед ним появилась бородатая козлиная морда. Это любопытничал старый козел Веи, за настырный характер прозванный Штопором. Блестящие желто-зеленые глаза пристально уставились на Сатану.

— Иди к черту! — прошипел огорченный агент. С досадой он ткнул кулаком в козлиную морду.

Этого не следовало делать. Штопор был очень обидчивым козлом. Он попятился, воинственно нагнул башку и, энергично шагнув вперед, ткнул незнакомца рогами. Удар был внушительным. С треском подминая кусты, Пинг Понг свалился. В доме тотчас раздался собачий лай, голоса смолкли…

Сатану еще ни разу не били граблями. Это оказалось больно и унизительно. Оставляя на заборе клочья казенных лохмотьев, разведчик вырвался на свободу и бросился со всех ног по улице. Его долго преследовали мальчишки, собаки и увязавшийся за ними въедливый Штопор…

Дежурный полицейский дремал за столом. Его пробуждение было не из приятных. В участок, словно ошпаренный, ворвался слепец в разодранных лохмотьях. Роняя стулья, он заметался по комнате. Полицейский, не зная, как поступить, на всякий случай потянулся к кобуре пистолета.

— Болван, смирно! — заорал слепец, срывая черные очки, и полицейский послушно вытянулся.

Незнакомец схватил телефонную трубку, ловко покрутил диск и бойко заговорил на незнакомом языке. Говорил он довольно долго. Повесив наконец трубку, человек в лохмотьях приказал полицейскому запереть дверь, а сам развалился в кресле господина комиссара.

— Господин комиссар Фьють, когда приедут, будут сердиться, — робко заметил дежурный.

— Твой комиссар такой же болван, как и ты! — прикрикнул странный посетитель. — Еще немного, и ваш слюнявый Диньдон будет красным!

Незнакомец стал просматривать лежавшую на столе книгу происшествий. Наткнувшись на какую-то запись, он хлопнул ладонью по книге и громко сказал:

— Идиоты! Боже, какие идиоты! Взять без билета в поезде и отпустить на свободу!..

Часа через два к участку подкатила грузная полицейская машина. Из нее выбрались двое в штатском и сам окружной комиссар полиции. По всем признакам, штатские были иностранцами. Время от времени они перебрасывались непонятными фразами, а господин комиссар почтительно слушал. Полицейский не все понял из разговора, но главную мысль все же ухватил.

Город Диньдон в опасности. Брожение среди населения создает угрозу военной базе. Это брожение может привести к нежелательным конфликтам. Оно не случайно. В городе, несомненно, орудуют красные агитаторы. Все нити ведут к Трею. Его надо немедленно арестовать.

— Но за что? Где улики? — спросил господин окружной комиссар.

— У вас отсталые взгляды, — недовольно заметил один из штатских. — Улики только мешают, путают дела. Мы у себя давно уже обходимся без улик…

— Посадите его за безбилетный проезд, — подсказал человек в лохмотьях…

Когда стемнело, трое полицейских по приказу окружного комиссара привели Трея. Парня усадили в машину и увезли.

Политические и деловые круги столицы бурлили. Заявление Моторолли на пресс-конференции вызвало панику в правительственных инстанциях, на бирже и на ипподроме. На ипподроме на двенадцать часов было намечено открытие международных состязаний жеребцов-двухлеток, представлявших страны НАТО. Этой дружественной встрече политики придавали большое значение. Вручение же двухсот миллионов долларов удачливым коммерсантам из Диньдона, которое, по словам аптекаря, также должно было произойти в двенадцать, вне всякого сомнения, оставило бы ипподром без зрителей…

Биржа ответила Моторолли массовой продажей правительственных бумаг. Не нужно было быть большим финансистом, чтобы понять, что республика не в состоянии выплатить долг. Курсы падали так быстро, что электрическое табло, установленное над зданием биржи, отказало через четверть часа…

Кабинет собрался в Зеркальном зале. Министры ждали возвращения премьера из Диньдона. В зеркальных стенах отражался длинный стол, покрытый зеленым сукном. По обе стороны от стола выстроились стулья. Стульев было пятнадцать, министров тоже. Большое кресло в конце стола пустовало… Толстый свирепый министр финансов гневно стучал кулаком по столу и кричал на примостившегося у двери директора банка:

— Вы — негодяй, облеченный доверием! Вы привели республику к краху! Как вы смели обещать этим проходимцам!

— Я ничего не обещал! — жалобно вскрикнул директор государственного банка. Его нельзя было узнать: важный рассудительный господин в черном будто слинял.

— Неважно! — продолжал кричать министр. — Рвать надо было в корне!

Сгорбленный министр науки и религии монотонно постучал тяжелым перстнем по столу и, дождавшись тишины, глухо произнес:

— Господа, мы доверили банк несостоятельной личности. Она поставила всех нас в дурацкое положение. Я предлагаю уволить эту личность и лишить ее права занимать государственные должности…

— С радостью, но нельзя! — мягко возразил министр иностранных дел.

Элегантный, похожий на светского льва министр встал и, бегло оглядев себя в зеркало, объяснил красиво поставленным голосом:

— Коллеги, чувства всегда мешают разуму! Чувства и разум — непримиримые враги! Сейчас в вас говорят чувства. Пусть они смолкнут! Пусть говорит разум! Уволить директора банка нельзя и ненадобно. Его увольнение может вызвать нежелательный резонанс. Положение республики на мировой арене может пошатнуться. Если мы его уволим — всем станет ясно, что республике нечем платить. У нас нет выхода: или