В десятый раз Моторолли хватался за внутренний карман пиджака и раздраженно огрызался:

— Оставьте меня в покое! Сколько можно проверять!

Отдав последние распоряжения домашним, аптекарь взглянул на часы и сказал:

— До поезда сорок минут. Думаю, нам лучше пойти заранее.

— Подожди, сын мой, — вдруг остановил его отец Кукаре. — Я считаю, что все-таки нам надо принять кое-какие меры предосторожности. Помню, в одном из журналов я вычитал, как в Америке перевозят важные документы…

— В броневике? — догадался Сервантус.

— Нет, это устарело. Броневик можно взорвать. Просто берут солидный портфель, кладут в него секретные бумаги, запирают…

— Портфель могут украсть, — возразил комиссар.

— Вы не дослушали, дети мои, — терпеливо сказал священник. — Так вот, надо взять портфель, запереть в него чек, а затем с помощью наручников пристегнуть ручку портфеля к запястью уважаемого Моторолли. Таким образом, портфель могут украсть только вместе с господином аптекарем…

Сервантус немедля показал свой здоровенный кулак:

— Пусть попробуют!

— Хорошая идея, — одобрил комиссар. — Правда, однажды в моей практике был случай, когда был украден владелец чемодана, а сам чемодан остался в неприкосновенности. Но это был исключительный случай. Преступники были настолько пьяны, что перепутали объект кражи с владельцем объекта…

Хитрый Моторолли, сообразив, что впоследствии сумеет красочно описывать газетчикам перевозку чека в столицу, поддержал предложение священника.

— Как всегда, наша святая церковь права! — торжественно воскликнул аптекарь и протянул руку комиссару. — Где наручники?..

— Одну минуточку! — сказал комиссар Фьють и быстро вытащил из своего толстого, перетянутого ремнями портфеля сорочки и носки, прихваченные в дорогу.

Моторолли осторожно спрятал в кожаные недра конверт с двухсотмиллионным чеком и снова вытянул руку. Фьють аккуратно запер портфель и, пошарив в карманах, достал изящные стальные наручники.

— Новинка сезона! — похвастал он, показывая блестящие браслеты. — Особо прочная сталь. Внутри синтетическая подкладка — не потеет рука.

Одно кольцо наручников замкнулось на ручке портфеля. Другое на волосатой аптекарской руке.

— Пошли! — скомандовал председатель КАП и, прижав портфель под мышкой, направился к двери. Торопясь и подталкивая друг друга, за ним поспешили остальные коммерсанты.

На пустынной улице, пробиравшейся среди деревьев, домов и водопроводных колонок к железнодорожной станции, путешественники выглядели не хуже героев голливудских детективов. Впереди настороженно шел аптекарь. Надвинув шляпу на лоб, подняв воротник блестящего прозрачного плаща, он крепко прижимал к себе яркий желтый портфель. Поглядев на аптекаря, любой встречный мальчишка без труда догадался бы, что в портфеле хранится солидная сумма. Слева, опустив правую руку в карман зеленого полосатого пиджака, шагал комиссар. Его неумело повязанная артистическая бабочка и оранжевые туфли на необыкновенно толстой подошве явно указывали на принадлежность к полиции. Карман пиджака грозно оттопыривался, и Моторолли уже трижды просил комиссара на всякий случай идти с другой стороны. Аптекарь страшно боялся огнестрельного оружия. Шествие замыкали отец Кукаре и ресторатор Сервантус. Священник, подкрепившись на дорогу из своей фляги, беззаботно рассказывал всякие занятные истории о грабежах в Новом Свете. Сервантус с интересом слушал и безостановочно дымил здоровой сигарой, почти такой же толстой, как и дубинка, которую он тащил в руке.

Столица встретила путешественников шумом, криками газетчиков, гудками автомобилей. На такси решили не тратиться. Через полчаса члены КАП добрались до стеклянного куба, в котором помещался государственный банк. Вход в банк был отмечен скромной медной табличкой. Его всерьез даже нельзя было сравнивать с роскошным входом в популярное кабаре «У бледной дамы», которое находилось напротив.

«Бледная дама», ростом в три этажа, мило улыбалась прохожим и круглосуточно протягивала руку к большой рекламе, установленной на крыше здания. Разноцветные электрические буквы, без устали пытаясь обогнать одна другую, сообщали всем грамотным, что в «Бледной даме» выступает настоящий русский хор цыган под командованием Ганса фон Волконского. Сама «дама» была в столь символическом наряде, что ресторатор, с профессиональным интересом рассматривавший оформление кабаре, не смог бы даже сразу сказать, куда она собралась: на женский пляж, на медицинский осмотр или просто ко сну…

— Сервантус, мы вас ждем! — крикнул аптекарь и первым направился в банк.

Незаметный человек, стоявший почти у самых дверей, внимательно осмотрел именитых диньдонцев и сдвинул шляпу на затылок. Тотчас рядом с ним появилось двое других незаметных точно в таких же шляпах. Первый незаметный поправил шляпу и сказал:

— Будет дело!

Проводив глазами членов КАП, поочередно исчезавших за вертящейся дверью, незаметные поспешили за ними. Таким образом, раньше всех в столице о «деле Диньдона» узнали бдительные охранники банка…

Внутри банк представлял собой длинный коридор со стеклянной крышей и белым керамическим полом. Сверкающим стеклом, никелем и чистотой банк напоминал операционную. По-видимому, кошельки и карманы здесь умели вспарывать и освобождать с хирургической точностью. Во всяком случае, редкие посетители выглядели весьма удрученно.

Слева и справа коридор был огражден прозрачными стенами из толстого стекла, изредка продырявленного окошечками. Банковские чиновники, сидевшие за стеклянными стенами, все операции проводили на глазах клиентов. Новая архитектура этого финансового учреждения обладала известными достоинствами. Во-первых, чиновники во время рабочего дня были лишены малейшей возможности вздремнуть: заметив бездельника, посетители немедленно сообщали о нем администрации. Поэтому финансисты с утра до вечера лихорадочно суетились за стеклами, чтобы, боже упаси, никто не мог подумать, что они напрасно тратят время… Во-вторых, толстые пачки долларов, фунтов, франков, лир, марок, лежавшие на полках раскрытых сейфов, производили на клиентов неизгладимое впечатление, вызывая в них благоговейный трепет перед финансовым могуществом республики…

Путешественники, медленно продвигавшиеся по стеклянному коридору, будто сговорившись, замерли у одного пузатого сейфа. Он был буквально нафарширован зелеными долларовыми бумажками.

— Сколько здесь? — прошептал ослабевший комиссар. Он впервые увидел такую кучу денег.

— Наверное, миллион, — тихо ответил отец Кукаре, тайно осенив себя крестным знамением. — Дети мои, береги господь всех нас от соблазна…

И тут же святой отец пощупал стеклянную стенку, отделявшую беззаботный сейф от чересчур любопытных.

— Пуленепробиваемое, — с уважением пояснил комиссар, тоже погладив стекло.

Моторолли, забежавший вперед, отыскал наконец окошечко с надписью «Чеки на предъявителя».

— Господа, идите сюда! — позвал аптекарь. — Я хочу вручить чек при свидетелях…

Служащий банка с лицом, чуть ли не целиком прикрытым очками в мощной черепаховой оправе, сидевший за этим окошечком, презрительно поджал губы. Такое недоверие к персоналу государственного банка могла проявить лишь неотесанная деревенщина.

За свое необдуманное замечание Моторолли пришлось минут пять простоять — служащий был так поглощен записями в какую-то толстую книгу, что даже не поднял головы. Наконец Сервантус, самый нетерпеливый из четверых, так грозно засопел, что стекло перед его носом запотело. Чиновник нехотя оторвался от книги и небрежно повернулся к Моторолли, который чуть ли не по самые плечи влез в окошко.

— Ну, что там у вас?