нравились две вещи в его редкой специальности – то, что он мог говорить правду, и то, что у него не существовало начальников.
– Чего ты, собственно, хочешь? – спросил Посланник Власти. – Денег, что ли?
– Веры в себя. Я обещал.
– Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных землянах? Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!
– Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?
– Нравится, писатель.
Заров хотел было сказать – «Зови меня литератором», – но промолчал. Это он говорил только друзьям.
А Хайретдинов был союзником, партнером, даже – хозяином. Но не другом.
– Ладно. Езжай. – Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в уме, экстраполировал на будущее и признал свою ошибку. – Ярослав, единственное, что хочу сказать…
– Ну?
– У тебя все-таки возникнет искушение. Это неизбежно. Пойти на ту встречу. Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией, если они придут.
– Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.
– Извини. Но я знаю эту сладость… сладость добрых дел. Отсроченного греха, оттянутой подлости. – Визирь подступил к нему, маленький, плотный, суетливый, такой безобидный человек, который не был человеком. – Писатель, ты не ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым. Хорошим-хорошим… Не марать руки кровью невинных младенцев. Не делать зла своими руками. Тебя ведь это страшит? Именно – своими руками! Пойми, когда мы умываем руки, мы открываем путь куда большей крови!
– Я знаю.
– Знать – это не главное. Ярослав, ты умный мужик. Ты любишь красивую жизнь и добрые дела. Работа такая, да? Так пойми, эту красоту и доброту принесет не Посланница Добра. Не мальчик, который ни во что больше не верит! Я – гнусный человечек узбекской национальности…
– Рашид, вот этим не кичись. Знаешь, националистов и шовинистов я одинаково… люблю.
– Знаю. Но именно я, чужеродец, двинутый кланом на партийную работу, полюбивший демократию, обрусевший и ставший святее папы римского, – я принесу стране покой! Покой и веру в себя! Достоинство и силу! Понимаешь? Не омовение сапог в чужих океанах, не карточки на масло, не распродажу всего и всем! Я подниму эту страну с колен! Она ждет меня! Меня, Власть! Силу! Да, тысячи сгинут бесследно! Да, миллионы заткнут себе рты! Господин писатель, что тебя больше ранит – тысяча правдолюбцев или миллионы голодных и униженных?
Заров не ответил.
– Ты до сих пор думаешь, как меня обмануть, – уже спокойнее сказал Хайретдинов. – И рыбку съесть, и в кресло сесть. Очнись!
– Я давно уже очнулся, Рашид.
– Ой ли?
– Я просто выполняю свои обещания. Понимаешь?
– Тебе дать машину? – помолчав, спросил Визирь.
– Дай.
Хайретдинов подошел, положил руки ему на плечи.
– Ярослав, я тебе верю!
– Я хочу дойти до конца, – просто сказал Заров. – Понимаешь? Я творю чтиво. Развлекаю публику. Так позволь мне… отыграть эту роль.
– Не заиграйся.
10
Машину вел Семен. Когда они пересекли кольцевую дорогу, Заров не удержался, спросил:
– Слушай, кто для тебя Хайретдинов?
Семен покосился на него, но ответил спокойно:
– Сильный человек.
– Я с тобой наполовину согласен.
Кажется, он не понял. К лучшему, наверное.
– Улица Хмелева, – сказал Заров. Он был готов к объяснениям, но Семен, похоже, хорошо знал свой город. Он вел машину по каким-то тихим, полупустынным улицам. Изредка – играющие дети, бредущие домой взрослые. Дома старые, дома новые, деревцо, тянущееся вверх из крыши кирпичного монстра, трава, пробившаяся между балконами многоэтажки. Хей! Может быть, в этом доме живут Кай и Герда конца двадцатого века? Вот он, их садик между балконами. Цепкие плети сорняков. Живые и веселые, пронзающие камень, пьющие дождь, зацветающие бледными лепестками никому не нужных цветов.
– Где остановить-то? – спросил Семен.
– Я скажу. – Ярослав подался вперед, высматривая знакомое здание. – Семен… ты счастлив?
Он даже притормозил, этот несчастный, сломленный Властью и прикоснувшийся к смерти человек.
– А ты счастлив, Заров?
– Я не имею на это права.
– Ну… – Семен, похоже, чуть смутился. – Счастлив.
– Счастье – как отсутствие несчастья?
– Стругацких я читал, – сообщил Семен. – А ты тоже ведь книжки пишешь?
– Пытаюсь… – Он и впрямь растерялся. Слишком привычным было знание – его работа нужна какому-то абстрактному, полуреальному кругу людей. Оказывается, и этот наемник-телохранитель умеет читать.
– Глупости вы всегда придумываете, – беспощадно сказал Семен. – Проблемы строите, где их нет. Жизнь – штука простая. Если какой-то мудак стреляет в людей, значит, его надо кончать. Рашид Гулямович хочет порядка – так плевать мне, что он жене изменяет и ворованным приторговывает. В книжках всегда проблемы придуманы. Пусть пацаны их читают. Когда вырастут, сами поймут, что к чему.
– А тебе попадалась книга, где все просто и правильно?
– Да. Телефонный справочник. – Семен засмеялся. – Где остановить?
– Здесь. – Он узнал дом, старую кирпичную пятиэтажку. – Спасибо, Семен.
– Да не за что. Одно дело делаем, верно?
– Нет.
Семен удивленно посмотрел на него.
– Понимаешь, чтобы для тебя все было просто и ясно, десять идиотов должны подыхать от тоски. И думать, что в этом мире правда, а что ложь.
– Писатель… – снисходительно сказал Семен. – Тебя подождать?
– Да нет, не надо. – Он открыл дверцу. – Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что аптечку притащил вчера. Может, Коля и выкарабкается.
Улица была молчалива и тиха. Две девчонки во дворике играли с мячом – смешно, по-мальчишечьи. Женщина с сумкой, полной молочных бутылок, обогнула Ярослава, спеша домой.
Хорошая штука – дом.
Заров вошел в подъезд. Позвонил у бронированной двери. На этот раз охранник его узнал, открыл легко и с улыбкой.
– Заходите…
Людям по-прежнему нужны сказки, нужен обман. Заров вошел, вновь скосился на книги со знакомыми фамилиями на обложках. Как смешно – знать изнанку слов.
В кабинете редактора гудел кондиционер. Лидия Васильевна оторвалась от папок с никому пока не известной ложью, улыбнулась.
– Ярослав Сергеевич… Я думала, чуть позже подойдете. Садитесь.
Он присел у шкафа с гордыми, красочными рядками книг. Продукция «Лодура». Вот они, слова. Порожденные болью, любовью, безденежьем, просто избытком свободного времени. Да кто сумеет найти